Главная » Статьи » История с 1790 по 1917 год. История Мальцевского промышленного района

АМЕРИКА ВЪ РОССІИ (часть 6).

 

АМЕРИКА ВЪ РОССІИ.

 

Автор Немирович-Данченко Василий Иванович

 

VI. Поѣздка въ Ивотъ.

   Въ 13-ти верстахъ отъ Дядькова стоитъ деревня Ивотъ съ большою фабрикой оконныхъ стеколъ, на которой работаетъ 430 постоянныхъ и болѣе шестисотъ временныхъ рабочихъ. Администрація Мальцовскаго товарищества уплачиваетъ имъ ежегодно 70.000 руб., причемъ общій оборотъ фабрики опредѣляется въ 250.000 руб. Въ Ивотъ ведетъ прекрасно содержимое шоссе. Мы поѣхали туда, когда первая зелень ужь поднялась въ поляхъ, почки деревьевъ раскрылись и нѣжная молодая листва еще только расправлялась въ весеннемъ тепломъ воздухѣ. Зяблики и щеглы возились въ вѣтвяхъ. Ранній соловей запѣлъ было, но разомъ оборвался,-- еще не было сумрака и тѣни для этого застѣнчиваго поэта. За то невѣдомо изъ какихъ деревень, вѣрно прятавшихся въ лѣсу или притаившихся въ лощинѣ, весь путь насъ преслѣдовало нахальное оранье пѣтуховъ, по-своему праздновавшихъ тепло и свѣтъ запоздавшей на этотъ разъ весны.
 
   - Какъ хорошо!-- невольно повторяли мы, прислушиваясь къ мягкому, дѣтскому лепету нѣжной листвы, къ печальнымъ посвистываніямъ и волги и рокоту ключей, упрямо державшихся подальше отъ солнца, въ лѣсной глуши и тѣни. Вотъ подъ темною стѣной сосноваго стараго бора съ корявыми, словно на что-то нахмурившимися, стволами и далеко вверхъ раскидывавшимися верхушками сверкнули спокойныя воды какого-то озера, тихія, сонныя. Казалось, онѣ боялись дрогнуть, чтобы не возмутить отразившаго въ ихъ глубинѣ голубаго, чистаго неба. Только изрѣдка, когда шаловливая рыбка, поднявшись поближе къ свѣту, схватывала мошку и, плеснувъ хвостомъ, уходила внизъ, по этому зеркалу бѣжали морщинки, серебрясь на солнцѣ. И оранье пѣтуховъ, и грохотъ нашего экипажа по твердому грунту шоссе, и топотъ копытъ застоявшихся наканунѣ лошадей -- покрывалъ изрѣдка праздничный гулъ колоколовъ невидимыхъ церквей. Густые, тягучіе звуки благовѣста разносились среди этого покойнаго царства лѣснаго, точно расплываясь между его молчаливыми великанами. Вотъ вдали блеснулъ рядъ каменныхъ и деревянныхъ домовъ довольно красиваго и чистаго села.
 
   Съ нами былъ С. И. Мальцовъ. Каждый разъ онъ въ поѣздки беретъ мѣшки съ пряниками, обдѣляя ими дѣтей, со всѣхъ сторонъ сбѣгающихся къ нему на встрѣчу съ криками: "дѣдушка, ура!" Мальцовъ куда-то вышелъ изъ экипажа, дѣтвора сбѣжалась и остановилась въ ожиданіи его.
   -- Эхъ, вы, ребятенки, ребятенки!-- заговорилъ съ ними кучеръ, который никакъ не можетъ опредѣлить, кого онъ любитъ больше -- ребятъ или коней.
   Дѣти сейчасъ запустили лапы въ ротъ и подошли поближе.
   -- А что, дѣдушка сегодня на ура много кидалъ?
   -- Много.
   -- Пряниковъ, значитъ, у него много запасено?
   -- Да, цѣлый мѣшокъ. Ишь, вонъ, въ экипажѣ мѣшокъ стоитъ.
   Мальчики, косясь на меня и на бывшаго съ нами барона Рейхеля, заглядываютъ внутрь.
   -- Васька, гли, мѣшокъ-отъ!
   -- Онъ самый. Ишь, какой!
   -- Бѣла-ай!
   -- А что, Васька, сколько въ ёмъ, въ мѣшкѣ этомъ самомъ, будетъ?
   -- Поди, двадцать.
   -- Эхъ, ты! Я такъ думаю, ста три, а?
   -- Можетъ и ста три,-- безпрекословно согласился Васька.
   -- А можно ли съѣсть ста три?
   -- Я бы съѣлъ.
   -- Ловкай!... Такъ бы тебѣ и дали одному.
   -- Отчего, ежели бы да мои были?
   -- Откель это?
   -- А мамка бы напекла. Сичасъ бы я съ ними въ лѣсъ и ну ѣсть.
   -- Одинъ бы и поволокъ?
   -- Нѣтъ, я бы Кузьку да Семку взялъ, чтобы сторожили.
   -- Сторожить бы зачѣмъ?
   -- А вы бы у меня отняли. Я васъ знаю, какіе вы.
   -- А вотъ бы и не отняли.
   -- Анъ, отняли. А Семка бы васъ за волосы.
   -- Мы тебя сами...
 
   Неизвѣстно, къ чему бы привели эти дипломатическіе переговоры, еслибы вдали не показался Мальцовъ.
   -- Дѣдушка, ура! Сергѣй Ивановичъ, ура!-- подкатились они ему подъ ноги.
   -- Ура, дѣдушка!
   -- Уля!-- бѣжалъ со всѣхъ ногъ сзади, зажмурясь и разставивъ толстыя ручонки, какой-то бутузъ, очевидно безъ всякой вѣры въ возможность полученія пряника, а такъ, для исполненія необходимаго, по его мнѣнію, обряда.
   Бабы -- тѣ пуще дѣтей на пряники бросаются, опрометью, стремглавъ. Раскраснѣются ярче кумача. Кажется, вотъ-вотъ подъ колеса сейчасъ.
   -- Вы-то чего, вѣдь большія!-- унимаютъ ихъ.
   -- Ишь ты... большія... Сладкаго-то и намъ хоцца... Большія! У меня вонъ ребятенки дома,-- я имъ снесу.
   -- Вретъ Матреха, сама съѣстъ!-- обличаютъ ее другія.
   -- И сама съѣмъ!... Все одно.
 
   По обѣ стороны лѣсъ пошелъ удивительный. Кажется, у самыхъ заводовъ ѣдемъ, а лѣса цѣлы. Какъ это ухитрились здѣсь сохранить ихъ! Именно тутъ-то, въ краѣ, гдѣ горячка лѣсоистребленія и до сихъ поръ еще продолжается съ такимъ ожесточеніемъ, съ какимъ едва ли вѣрные католики уничтожали гугенотовъ въ Варѳоломеевскую ночь. Варѳоломеевская ночь русскаго лѣса, кажется, дотянется до тѣхъ поръ, пока уже нечего будетъ рубить. Знаменитыя около Брыни брынскіе лѣса изведены совсѣмъ. На мѣстѣ ихъ пустыри да чахлыя, жалкія нивы стоятъ. Тѣмъ болѣе чести этому краю, съумѣвшему вести свое заводское дѣло такъ, что всѣ эти зеленыя пустыни и до сихъ поръ манятъ васъ въ свою свѣжую глушь.
   -- Прежде у меня было тутъ 10.000 мачтовыхъ деревьевъ. Сокровище! Шапка валилась, когда бывало смотришь на нихъ,-- говоритъ Мальцовъ.
   -- Куда же они дѣлись?
   -- Долго я держался,-- думалъ, что для черноморскаго флота понадобятся.
 
Штиглицъ пріѣзжалъ, милліоны давалъ за нихъ,-- не отдалъ. Хотѣлъ Россіи послужить, а тутъ, послѣ Севастопольской кампаніи, флоту конецъ пришелъ. Что было дѣлать? Портиться ужь стали наконецъ, внизу загнивали, я и срубилъ ихъ.-- Сколько лѣтъ эти заводы стоятъ у васъ?
   -- Стеклянные сто лѣтъ.
   -- Какъ же удалось вамъ лѣса сберечь?
   -- Очень просто: мы рубили съ толкомъ. Пока одно рубили, другое выростало. И на сторонѣ покупали топливо для заводовъ, чтобы своего не тратить.
   Вообще, во всемъ и вездѣ видна опытная и твердая хозяйская рука. Несмотря на то, что къ Ивоту и дальше строится желѣзная дорога, шоссе продолжаютъ поддерживать гравіемъ или фосфатомъ. Проѣзжавшіе здѣсь въ распутицу весною не нахвалятся дорогой. Интересно, въ какомъ бы видѣ была она въ казенномъ управленіи... Во всемъ и вездѣ видны оригинальныя усовершенствованія. Телѣга встрѣтится: присмотритесь къ ней и -- замѣтите, что колеса ея особаго устройства. Деготь заливается разъ въ недѣлю и снять ихъ нельзя, такъ какъ они сдѣланы нераздѣльно отъ своихъ осей.
 
   -- У насъ все такъ!-- гудитъ басъ рабочаго Слюосарева, взятаго вмѣстѣ съ нами въ Ивотъ.
   -- Что все?
   -- У насъ все по-особому, по-своему. Сколько мы это дѣйствовали...
   Точно изъ пустой бочки несутся звуки изъ этого замѣчательнаго горла. Слюосаревъ не только рабочій, онъ и пѣвчій -- первая здѣшняя октава. Слюосаревъ гордится этимъ гораздо больше, чѣмъ какой-нибудь сенъ-домингскій генералъ своимъ пѣтушьимъ мундиромъ.
   -- У меня голосъ былъ прежде,-- баситъ онъ.-- Самъ архіерей удивлялся. Этакого, говоритъ, баса -- невозможно.
   -- У твоего сына, говорятъ, хорошій голосъ.
   -- Да... Ну, да что!... У нынѣшнихъ какіе голоса. У нихъ это такъ, баловство одно.
   -- Однако.
   -- Ну-ка, пусть онъ "и воемогущу" возьметъ. Нужно какъ, чтобы стекло какое около -- въ дребезги. А нынѣшніе этого не могутъ. Помилуйте, и архіерей говоритъ: "у тебя, Слюосаревъ, невозможно".
 
   Опять лѣсъ, опять молчаніе. Точно эти безмолвныя сосны навѣваютъ на душу какое-то особенное благоговѣніе. Словно между колоннами церкви стоишь среди этихъ деревьевъ.
   -- Скоту плохо!-- слышится въ сторонѣ басъ Слюосарева, низводящій васъ изъ "храма" прямо въ будничную обстановку.
   -- А что?-- спрашиваетъ Мальцовъ.
   -- Оченно плохо... и даже совсѣмъ невозможно.
   -- Да, знаю, знаю. Громадный запасъ былъ, а весь вышелъ. Помогали крестьянамъ,-- теперь сами остались на бобахъ. Поздняя весна.
   -- Ржавую солому, которая...
   -- Ну?
   -- Опаришь кипяткомъ -- ѣстъ... Скоту-то ѣсть даютъ... Жмачку тоже.
   Жмачка -- это выжимки изъ конопли во время выдѣлки масла.
   -- Жмачку въ голодные годы и люди ѣли.
   -- Хорошо!-- баситъ рабочій.
   -- Что хорошо?
   -- Очинно даже прекрасно... жмачка эта самая... Въ сороковомъ году мы ее съ мукой мѣшали... Рубль цѣна тогда хлѣбу была.-- Нынче хуже,-- до рубля семидесяти доѣхало.
   -- Да, это точно... Произволеніе.
 
   Лѣса прошли немного въ сторону. Вонъ громадный Ивотскій заводъ, закопченый, весь въ балочныхъ переборахъ. Внутри ряды стекловаренныхъ печей, въ устьяхъ свѣтится стеклянный кисель. Снизу слышится трескъ дровъ. Въ гутѣ никого нѣтъ. Сегодня праздникъ и народъ весь отдыхаетъ. Газъ, проведенный отъ дровяныхъ печей снизу въ сварочныя печи, горитъ въ нихъ бѣлымъ огнемъ. Полъ весь усыпанъ осколками стекла. Вонъ какой-то парень босикомъ бѣжитъ черезъ пустую гуту. Какую кожу нужно имѣть на ногахъ, чтобы выдержать это!
   -- Что это онъ, босикомъ?
   -- Это не нашъ... Пришелъ работы просить,-- ну, мы его и взяли. Пущай кормится.
   Стекло, устлавшее полъ, поблескиваетъ отъ скудныхъ солнечныхъ лучей, едва-едва проникающихъ сюда сквозь балки кровли. Въ ихъ сумракѣ затѣяли возню воробьи.
   -- Ишь, подлые!-- злится на нихъ Слюосаревъ.
   -- А тебѣ что?
   -- Помилуйте,-- гудитъ онъ,-- безпорядки!
 
   Ивотская фабрика оконныхъ стеколъ основана, семьдесятъ пять лѣтъ тому назадъ, въ Чернятенской дачѣ, на рѣчкѣ Ивотѣ. Въ теченіе этого времени дѣло здѣсь такъ расширилось, что, напримѣръ, еще въ 1865 году здѣсь работало только 80 человѣкъ, а теперь ихъ всѣхъ, считая съ вспомогательными рабочими, около тысячи. Каждый изъ мастеровъ въ теченіе двѣнадцати часовъ работы выдуваетъ изъ жидкаго стекла до 100 цилиндровъ или, какъ здѣсь говорятъ, холявъ. Эти цилиндры помѣщаются въ печь для прокаливанія. Прокаливъ, цилиндръ разрѣзаютъ и переносятъ въ распускную печь, въ которой отъ нагрѣванія онъ развертывается и обращается въ листъ. Потомъ его для постепеннаго охлажденія переводятъ въ другія печи.
 
   Не успѣли мы еще пройдти гуту, какъ со всѣхъ сторонъ сбѣжался народъ.
   Началась своеобразная бесѣда.
   -- Хлѣба мало... Совсѣмъ извелись... Ни самимъ, ни скоту.
   -- Это, братцы, ужь сдѣлано. Хлѣбъ вамъ выдадутъ. Да какъ это можно, чтобъ у своихъ хлѣба не было!
   -- Это не свои,-- вмѣшался управляющій.
   -- А какіе же?
   -- Со всѣхъ сторонъ народъ валомъ валитъ. Вездѣ закрываются фабрики или уменьшается производство.
   -- Да какъ же я за чужіе грѣхи долженъ платиться? У меня своихъ рабочихъ сто тысячъ, а тоже дѣло плохо, нѣтъ заказовъ. Нужно уменьшить и сократить дѣло. Что же съ вами-то мнѣ?
   -- Будьте благодѣтелемъ. Вамъ Господь...
   -- Да вѣдь, братцы, ну съ чужихъ фабрикъ еще тысячъ нѣсколько распустятъ и всѣ ко мнѣ придутъ? Тогда вѣдь у меня и для своихъ не хватитъ.
   Началось моленіе о хлѣбѣ.
   -- Что тутъ дѣлать? Вижу самъ, нужда настоящая. Люди не милостыню, а работы просятъ.
   -- Дѣтокъ жалко... Дѣтки не ѣмши,-- всхлипываетъ чей-то голосъ.
   -- Ну, братцы, ладно. Какъ-нибудь до новаго хлѣба продержимся. Такъ я васъ не оставлю. Общая тягота. Другъ за друга, а Богъ за всѣхъ. Что дѣлать, ребята, чужіе отбиваютъ у насъ всѣ заработки!...
   -- Пока ты съ нами,-- не помремъ!
   -- Ну, ладно, ладно.
 
   Въ Ивотѣ прекрасная церковь. Окна и во всѣхъ церквахъ иконостасы здѣсь изъ Дядьковскаго хрусталя. Они чрезвычайно эффектны, а въ Ивотской церкви престолъ устроенъ изъ такого же стекла съ украшеніями, и рѣзьба почти художественна. Всѣ пошли въ церковь; я зашелъ туда тоже. По селу не видать пьяныхъ; въ церкви стоялъ народъ чисто одѣтый, не мало было и черныхъ суконныхъ сюртуковъ. Заработки въ Ивотѣ нѣсколько меньше, чѣмъ въ Дядьковѣ. Чернорабочій получаетъ здѣсь до 15 руб. въ мѣсяцъ, а на хозяйскихъ харчахъ -- 10; выдувальщикъ-мастеръ -- отъ 25 до 40 р., смотря по тому, сколько стеколъ онъ сдѣлаетъ. Мастера такого рода всѣ на своемъ содержаніи. Подростки зарабатываютъ отъ 3 до 5 руб. Поденная плата случайнымъ рабочимъ разсчитывается отъ 35 до 65 коп. на своихъ харчахъ. Варщики, разгибальщики, рѣзчики и прокатывальщики -- отъ 20 до 25 р. Женщины (большая странность) зарабатываютъ здѣсь наравнѣ съ мужчинами -- отъ 25 до 30 руб. Самый послѣдній разрядъ чернорабочихъ на конторскомъ содержаніи получаетъ каждый по 6 р. въ мѣсяцъ.
 
   -- Просто не знаемъ, что дѣлать съ рабочими,-- задумывается управляющій.
   -- А что?
   -- Да видѣли сами, какая толпа привалила! Изъ Могилевской губерніи приходятъ: и тамъ работы остановились, заводы закрыты! И наши оскудѣли тоже за послѣднее время. Очень ужь дѣлежи ихъ раззорили. Пока старики жили -- и семьи держались. А теперь до чего дошло, можете себѣ представить: въ одной хатѣ приходится служить четыре молебна, потому что четыре семьи здѣсь и каждая знать не хочетъ другую. Богъ знаетъ, до чего дошло! А тутъ еще хлѣба мало. Можно бы коней выгнать на работу, да отъ безкормицы они такъ ослабѣли, что по крайней мѣрѣ недѣли три пройдетъ прежде, чѣмъ они будутъ куда-нибудь годны. Всѣ молодые побѣги ельника пообъѣли, кору жуютъ!
 
   Коней этихъ я видѣлъ здѣсь: съ ногъ валятся; шерсть клочьями; гдѣ какъ войлокъ сбилась, гдѣ совсѣмъ со шкуры слѣзла; чуть-чуть переступаютъ нога за ногу. За то обстроено это село чудесно. Большія избы, между ними много каменныхъ домовъ, выстроенныхъ наиболѣе выдѣлившимися своею исправностію рабочими. Имъ хозяинъ подарилъ кирпичъ на стройку, а другимъ лѣсъ на избы. И какой лѣсъ пошелъ на это дѣло -- крупный, цѣлый!... На улицахъ -- бабы въ яркихъ костюмахъ и платочкахъ и парни, довольно прилично одѣтые. Встрѣчаются въ лаптяхъ и оборванные: это -- пришлые, ищущіе куда бы пріютиться, гдѣ бы найдти работу.
   -- Что тутъ дѣлать?!-- раздумываютъ здѣсь.-- Вѣдь не милостыни просятъ, а навалило тысячъ сорокъ народу и одного только хотятъ -- работы. А работы нѣтъ. Нужно что-нибудь придумать для нихъ.
   -- Ко мнѣ милости просимъ!-- обратился къ намъ молодой священникъ интеллигентной наружности.-- На новоселье.
 
   Новенькій домикъ его совсѣмъ съ иголочки, уютный, красивый. Внутри сосной пахнетъ. Нигдѣ пылинки нѣтъ. Чистенькіе коврики, приличная мебель, піанино, гардины на окнахъ, довольно цѣнная лампа, какія-то книги, въ углу, на столахъ шитыя шелкомъ салфетки. Выглянула-было молоденькая красавица-жена и спряталась опять. Она была тоже въ здѣшнемъ мундирѣ-сарафанѣ, хотя изъ довольно дорогой матеріи.
   -- Вы ее простите. Она у меня степнячка. Застѣнчивая еще.
   Упросили ее выйдти. Совсѣмъ растерялась, покраснѣла какъ маковъ цвѣтъ. Вошли двое большихъ гимназистовъ-классиковъ.
   -- Ваши родственники?-- спрашиваю у священника.
   -- Нѣтъ. Это сыновья здѣшняго крестьянина, управляющаго гутою.
   Всѣ управляющіе заводами -- изъ крестьянъ. Они выросли на глазахъ; другихъ сюда не берутъ вовсе. Дѣти ихъ уже учатся въ университетахъ и гимназіяхъ. Каждый изъ отцовъ здѣсь старается дать имъ какъ можно болѣе образованія. Дочери тоже учатся въ городахъ въ женскихъ гимназіяхъ или пансіонахъ, такъ что лѣтъ черезъ десять въ эту, пока еще темную, русскую Америку войдутъ массы свѣжаго, развитаго и умнаго молодаго народа, который, разумѣется, съумѣетъ придать краю болѣе привлекательности и силы. Даже простые рабочіе -- и тѣ охотно посылаютъ своихъ дѣтей въ школы. Разумѣется, встрѣчаются и другіе примѣры. Разъ является, напримѣръ, къ одному изъ управляющихъ мальчишка.
 
   -- Чего тебѣ?
   -- Въ школу хочу.
   -- Чудесно. Ну, ходи,-- я скажу,
   -- А сколько вы мнѣ положите?
   -- Какъ это, сколько?
   -- Поденно, либо въ мѣсяцъ.
   Управляющій расхохотался.
   -- Пожалуй, кормить тебя будемъ.
   -- Изъ-за харчей однихъ учиться не стану!
   Съ тѣмъ и пошелъ себѣ обратно.
   На другой день, когда начались работы въ гутѣ, я отправился туда. Пришлось попасть въ амбаръ; тамъ все было заставлено цилиндрами бемскаго стекла. Нѣкоторые были выше сажени, встрѣчались и болѣе. При каждомъ нашемъ шагѣ эти цилиндры вздрагивали и звенѣли, точно по нимъ пробѣгалъ легкій вѣтеръ, будя какія-то необычайно пріятные звуки. Для развертки этихъ стеколъ тоже придумано особое приспособленіе. Громадная круглая печь, въ которой движется большой кругъ при помощи скрытаго механизма. Громадный цилиндръ бемскаго стекла, предварительно накалившійся, разрѣзываютъ и кладутъ плашмя на движущійся кругъ въ одно устье печи. Кругъ, вращаясь, медленно продвигаетъ его къ другому устью. Въ это время отъ жару цилиндръ развертывается и образуетъ листъ, но еще коробящійся, неровный. Тогда особеннымъ инструментовъ (мягкимъ брускомъ, придѣланнымъ къ длинной ручкѣ) мужикъ разглаживаетъ его въ печкѣ же. Изъ-подъ бруска сыплятся красныя и золотыя искры; стекло шипитъ, точно злится на операцію, которой его подвергнули. Когда оно окончательно распрямится, его или оставляютъ цѣлымъ, или разрѣзаютъ на части.
 
   Кучи дѣтей путаются подъ ногами, есть и неработающіе,-- благо въ гутѣ просторно и весело. Что воробьи на верху между балками крыши, то и они внизу. Замѣчательно красивыя бабы тутъ же около своихъ мужей, нѣкоторыя даже съ грудными малютками на рукахъ. Все это придаетъ гутѣ совсѣмъ особый отпечатокъ чего-то семейнаго, ничего не имѣющаго общаго съ фабрикой и заводомъ.
   -- Что значитъ гута?
   -- Отъ нѣмецкаго Hut -- стеклянный заводъ.
   Такъ это и осталось. Такъ и крестьяне зовутъ свои фабрики.
 
   Когда мы возвращались назадъ, подъ теплымъ дождемъ, шедшимъ наканунѣ, пышно распустившаяся зелень слегка колыхалась отъ теплаго южнаго вѣтра. Иволги пересвистывались въ лѣсахъ, задорно пѣли синицы. Дивные сосновые боры опять обступали насъ отовсюду, точно хотѣли захватить въ свое сплошное, тихое, заколдованное царство.
 
   Вечеромъ смѣлѣе соловей пѣлъ свою задумчивую пѣсню; откуда-то издалека доносился красивый и звучный женскій голосъ.
Категория: История с 1790 по 1917 год. История Мальцевского промышленного района | Добавил: любослав (01.04.2017)
Просмотров: 523 | Рейтинг: 0.0/0
Всего комментариев: 0
Добавлять комментарии могут только зарегистрированные пользователи.
[ Регистрация | Вход ]