Главная » Статьи » История с 1790 по 1917 год. История Мальцевского промышленного района

АМЕРИКА ВЪ РОССІИ (часть 7,8).

 

АМЕРИКА ВЪ РОССІИ.

 

Автор Немирович-Данченко Василий Иванович

 

VII. Знеберь.

   Знеберь -- царство бутылокъ. Если вы спросите крестьянина отсюда, чѣмъ онъ живетъ:
   -- Мы бутылкой живемъ!-- отвѣтитъ онъ вамъ.-- Намъ безъ бутылки помирать надо. Тутъ, другъ, во какъ... вся округа бутылкой питается.
   И дѣйствительно, Знеберскій заводъ вырабатываетъ въ годъ до двухъ милліоновъ бутылокъ.
 
   Тотъ же лѣсъ по обѣимъ сторонамъ: густой, красивый, вырощенный на волѣ безъ топора и безъ пилы. Старая дорога углубляется въ самую чащу, гдѣ слышится только меланхолическое посвистываніе иволги, да крики неугомонныхъ синицъ.
   -- Послѣднее время путь этотъ доживаетъ... И пора ему на покой,-- много послужилъ онъ.
   -- Развѣ будетъ другая дорога?
   -- Узкоколейную желѣзную строимъ. Нужно поднять производительность этой мѣстности, а то заграничная бутылка начинаетъ вытѣснять. Какъ удешивится путь, тогда мы поборемся.
 
   На этотъ районъ удивительное вліяніе имѣли маленькія чугунки -- первый примѣръ у частныхъ людей въ Россіи. Узкоколейныя чугунки мѣстнаго типа обходятся отъ 7 до 9.000 р. за версту и требуютъ самыхъ ничтожныхъ цифръ на свою эксплоатацію.
   Въ Знеберь такая же дорога окончится къ зимѣ. Она тоже пройдетъ этимъ тѣнистымъ, этимъ свѣжимъ и крѣпкимъ лѣсомъ.
 
   Черезъ два или три часа вдали мелькнули старыя постройки. Громадная гута, очевидно давно невидавшая ремонта, вырѣзалась на свѣтломъ фонѣ яснаго неба всѣми своими горбами и неуклюжими кровлями. Дѣтвора сбѣжалась кругомъ намъ на встрѣчу и сплошною стѣной стала, тараща глаза на давно невиданныхъ посѣтителей. Внутри гуты прохладный сумракъ, точно въ подземелье вошли какое-то. Подъ ногами хрустятъ обломки стекла. Кучи золы по сторонамъ. Цѣлыя стаи воробьевъ развозились кругомъ. Длинная печь безъ дойницы, точно открытый археологами древній саркофагъ, по срединѣ; въ одинъ общій резервуаръ ея, когда мы входили, сыпали обломки старыхъ бутылокъ. Шумъ стекла на минуту покрылъ и дѣтскіе крики, и громкое, нахальное оранье воробьевъ, и говоръ толпы рабочихъ, стоявшихъ въ сторонѣ. Разгорѣвшіеся любопытные дѣтскіе глаза торопливо высматриваютъ насъ, точно боясь, что вотъ-вотъ мы исчезнемъ въ одно мгновеніе ока. Сверху широкая полоса свѣта прорвалась въ дыру, оказавшуюся между балками кровли, и ярко ложится внутри гуты, выхватывая изъ окружающаго сумрака маленькую дѣвочку въ кумачномъ сарафанчикѣ съ большими полуиспуганными глазами и цѣлымъ ворохомъ бѣлокурыхъ волосъ на головѣ. Носъ весь у нея въ сажѣ, пальцы тоже. Одинъ какъ былъ въ носу, такъ и остался.
   -- Здравствуй, Сандрильона!-- обернулся я къ ней.
 
   Вспыхнула, покраснѣла, посмотрѣла на подругъ и медленно отступила назадъ въ сумракъ. Теперь яркій лучь сверху игралъ только на осколкахъ стекла, да на сѣрой массѣ саркофага, гдѣ варилась бутылочная масса. Въ другую скважину кровли скоро тоже прорвались солнечные лучи, точно золотыя нитки протянувшіяся внутрь, но они пропадаютъ не дойдя до полу, точно боятся этой тьмы, не осиливаютъ ея. Вотъ навалила толпа зенберскихъ бабъ. Всѣ въ яркихъ костюмахъ: желтые съ краснымъ и зеленымъ. Одна стала подъ широкую полосу свѣта -- точно загорѣлась вся.
 
   Когда-то всѣ одѣвались такъ. Теперь только въ деревняхъ, которыя подальше, еще остались эти костюмы. Остальныхъ одолѣваетъ страсть къ отвратительному однообразію неуклюжаго городскаго костюма.
   А между тѣмъ въ этой оригинальной яркости красокъ, въ самыхъ неожиданныхъ сочетаніяхъ ихъ, всѣ женщины казались красивыми. Какъ это не хватаетъ у людей вкуса одѣваться не какъ принято, а какъ лучше. Похожій на это платье, костюмъ поселянокъ южной Франціи -- въ Арлѣ удержался до сихъ поръ. Его не могли осилить ни мода, ни нивелированные вкусы гальскаго мѣщанства. У насъ, къ сожалѣнію, на этотъ счетъ поподатливѣе. На нѣкоторыхъ изъ здѣшнихъ бабъ были даже нашиты позументы, какъ жаръ горѣвшіе подъ солнцемъ. Гдѣ было посвѣтлѣе, я, случайно посмотрѣвъ вверхъ, увидѣлъ балки кровли, сплошь облѣпленныя гнѣздами.
   -- Что это у васъ,-- неужели воробьи?
   -- Да, они тутъ птенцовъ страсть сколько выводятъ. Самая гутёнская птица. Они очень дымъ этотъ любятъ. Безъ нихъ бы и работать скучнѣе было.
 
   Не успѣлъ я отойти, какъ позади послышался плачъ. Смотрю, какая-то баба бросилась въ ноги хозяину.
   -- Что ты, что ты!... Это, матушка, передъ Богомъ только.
   -- Отецъ родной, помоги! Двое дѣтей остались. Ѣсть нечего.
   -- Хабаровъ!... Дѣйствительно нуждается?
   -- Да.
   -- А паекъ ей выдаютъ?
   -- Ея мужъ не у насъ работалъ.
   -- Назначь ей. Пускай кормится съ дѣтьми, пока выростутъ. Избу дай, если плоха. Мальчики подымутся, работники будутъ.
 
   Здѣшняя печь, изобрѣтенная на мѣстѣ, становится недостаточною.
   Французская бутылка въ Одессѣ вытѣснила здѣшнюю. Русская лучше качествомъ, но дороже, тогда какъ французская дешевле. Тамъ изъ печи заразъ вынимаютъ 20.000, а у насъ только 6.500 бутылокъ. Да кромѣ того наши желѣзныя дороги такъ небрежно обращаются со своимъ стекломъ, что зачастую вмѣсто бутылокъ привозятъ одинъ бой. И воровства вдоволь.
 
   -- Вы знаете, иной разъ посылаешь машину, такъ на желѣзной дорогѣ ухитрятся части ея украсть. Заказчикъ получаетъ и, разумѣется, винитъ заводы. Приходится досылать второй разъ.
   -- А взыскать нельзя?
   -- Съ желѣзныхъ дорогъ-то?
   -- Да.
   -- Вы, батюшка, откуда?... Съ ними никакой управы нѣтъ. Дѣлаютъ, что хотятъ.
   Сюда мы привезли съ собой выписаннаго изъ Франціи заводчика Гюитьера. Онъ долженъ былъ перестроить печь. Съ нимъ и съ рабочими устроили родъ военнаго совѣта. Рабочимъ переводилось то, что говорилъ французъ, а рабочіе вставляли свои очень дѣльныя замѣчанія. Услышавъ совсѣмъ непонятные звуки, дѣтвора зашевелилась во всѣхъ щеляхъ, куда было попряталась.
   -- Ну, какой онъ?-- слышится изъ одной щели.
   -- Дайте, братчики, послухаемъ. Ишь какъ дѣдушка на всѣхъ языкахъ можетъ,-- слышится въ другой.
 
   Точно тараканы переговариваются. Одинъ даже не могъ совладать съ любопытствомъ, выползъ, пробрался въ толпу, сталъ передъ носомъ Гюитьера, вылупилъ на него глаза и точно въ ротъ ему вскочить желаетъ. Гюитьеръ между прочимъ взялъ его за носъ. Изумленнаго мальчишку и это не остановило, онъ даже не перевелъ взгляда съ губъ француза.
   -- Что, Монька, чудно?-- слышалось потомъ.
   -- Ужь какъ чудесно!
   -- Что-жь, ты видалъ, какъ ёнъ балакаетъ?
   -- Енъ балакаетъ по-своему... Языкъ его все больше по щекѣ ходитъ.
   -- Ты видалъ?
   -- Видалъ... Онъ ротъ откроетъ, а языкъ у его сичасъ въ щеку упрется.
   -- Оттого онъ и баитъ такъ.
   -- У насъ, братъ, Монька смѣлый. Ёнъ до всего дойдетъ.
   -- Ёнъ французъ не страшный. Меня перстами за носъ взялъ.
   -- Ну?
   -- Не больно. Я стоялъ.
   -- А ты бы у яво пряниковъ попросилъ!-- слышится практическій совѣтъ со стороны.-- У яво карманъ-то вишь какъ выпятился, должно-быть пряники въ ёмъ.
   -- Скажите,-- обратился я къ одному изъ рабочихъ потолковѣе,-- если рабочій умретъ здѣсь, что дается его семьѣ?
   Оказалось, что семья ихъ обезпечивается всѣмъ, пока дѣти, не подростутъ и не будутъ въ состояніи работать сами. Даже женщинѣ, если заболѣетъ на работѣ, какъ бы ни была молода, выдается по ея смерть хлѣбъ, масло, соль и по 60 коп. въ мѣсяцъ. Сверхъ того за нее подушные платитъ тоже заводъ.
   -- Хата у меня развалилась вся!-- является одна изъ этихъ пансіонерокъ.
 
   Посмотрѣли: дѣйствительно, ветха.
   -- Сколько новыхъ построено?
   -- Десять пока, но мы еще строимъ.
   -- Перевести ее въ новую.
   Новая изба, куда ее перевели съ семьей, считается уже подаренной ей. Она -- полная хозяйка. Ежегодно здѣсь строится по нѣскольку десятковъ такихъ домиковъ для рабочихъ и для ихъ семей. Вообще на меня произвела весьма отрадное впечатлѣніе та заботливость о судьбѣ рабочаго, которая тутъ замѣчается повсюду. Что-то совсѣмъ уже непохожее на другія заводскія мѣста. Въ каждомъ заводѣ побольше есть врачъ и госпиталь, въ которомъ число кроватей -- отъ 10 до 50, смотря по необходимости. Провизоръ живетъ въ Дядьковѣ. Въ Людиновѣ и Дядьковѣ находятся большія аптеки. Въ самыхъ маленькихъ больницахъ имѣются фельдшера и маленькія аптеки. Въ нѣкоторыхъ есть и сидѣлки. Содержаніе больницъ и аптекъ обходится въ 35--40.000 руб. Жалованье врачамъ полагается при готовой квартирѣ, отопленій, освѣщеніи и лошадяхъ для разъѣздовъ отъ 1.000 до 1.500 р. и фельдшерамъ отъ 200 до 300 р. въ годъ. Фармацевту полагается около 600 руб. Населеніе къ больницамъ питаетъ большое довѣріе. Чуть что, идутъ туда и лѣчатся. Но что меня поразило здѣсь, также какъ вѣрно поразитъ и тѣхъ, кто по моимъ слѣдамъ пріѣдетъ сюда, это -- незначительный процентъ больныхъ. Ихъ не видно между населеніемъ. Обстоятельство, свидѣтельствующее, что условія работы здѣсь, сравнительно разумѣется съ другими заводами, не особенно тяжелыя.
   Въ Знеберь къ зимѣ является изъ чужихъ селъ масса народа. Все это -- голодное, оборванное, съ голодными семьями. Дѣваться не куда.
   -- Дѣти пропадають совсѣмъ. "Ѣсть нечего,-- помогите".
   -- Что-жь вы тутъ дѣлаете?
   -- Ну, и беремъ, кормимся до лѣта. А ужь свои чуть гдѣ нуждаются, тѣ ужь идутъ прямо, требуютъ какъ должнаго!
   -- Сколько у васъ здѣсь постоянныхъ рабочихъ?
   -- Двѣсти, да вспомогательныхъ шестьдесятъ, не считая дѣтей.
   -- А этихъ?
   -- Не сочтешь... Туча цѣлая работаетъ. У насъ ихъ безъ счета.
   -- Наша баба страсть какъ плодлива.
   -- Плодливѣе бабы нѣтъ, что ужь! Ишь ихъ сколько бѣгаютъ-то, мелюзги этой! Сегодня столько, а завтра иначе -- не сочтешь!
   Дѣти дѣйствительно около обжигальной печи подымали цѣлыя тучи пыли, босыми ногами бѣгали они по осколкамъ стекла.
   -- Не обрѣзываются?
   -- Привыкли, ничего. Мы сами всѣ съ измалѣтства по стеклу ходимъ и стекломъ живемъ!
 
   Стекло въ большомъ резервуарѣ варится отъ 14 до 18 часовъ, затѣмъ въ теченіе семи часовъ изъ него выдуваютъ разомъ 6.500 бутылокъ. При этомъ заработки совсѣмъ различны съ Дядьковомъ и Ивотомъ. Мастера здѣсь получаютъ отъ 28 до 30 руб. въ мѣсяцъ на своихъ харчахъ, а рабочіе отъ 6 до 10 руб. на хозяйскомъ содержаніи, также какъ и дѣти, которымъ сверхъ того уплачиваютъ отъ 2 до 3 руб. въ мѣсяцъ. Недалеко отсюда другой такой же заводъ, Старь, но мы туда уже не поѣхали,-- слишкомъ уже было довольно знакомиться съ стекляннымъ дѣломъ.
   Когда мы ѣхали назадъ, набѣжала тучка и прыснуло на насъ теплымъ весеннимъ дождемъ.
   -- Слава Богу!-- закрестились кругомъ.-- Теперь трава подымется чудесная.
   -- Жука, кажется, выроится много!-- озабоченно говоритъ кто-то.
   -- Жукъ... Это точно... Онъ подлый!-- гудитъ басъ Слюосарева.
   -- Нивамъ этотъ дождь -- чудесно. Коль холодъ еще держится въ землѣ, весь его выпаритъ.
   -- Хлѣбу, точно, хорошо!-- баситъ Слюосаревъ.
   А тучка уже была далеко, далеко и яркое солнце свѣтило прямо въ глубь зеленаго, яркаго лѣса.
  

 

VIII. Поѣздка въ Людиново.

   Изъ Дядькова въ здѣшній Шеффильдъ, Людиново, идетъ такая же узкоколейная желѣзная дорога. Отъ Людинова она дѣлится на двѣ вѣтви: одна идетъ на Иваново-Сергіевскій заводъ, а другая къ шахтамъ на Усты и далѣе. Мы выѣхали утромъ. Опять повѣяло было зимою,-- довольно холодный сѣверный вѣтеръ дулъ на-встрѣчу поѣзду. По пути стояли всѣ тѣ же сосновые боры, березовыя рощи, темныя траурныя ели. Между ними еще лежали бѣлыя подушки снѣга, не поддавшагося въ этихъ чащахъ живительному теплу весенняго солнца до сегоднешняго дня, такъ славно согрѣвшаго эту едва очнувшуюся отъ зимней спячки землю. Въ понизяхъ стояла вода, мокрыя кочки торчали изъ нея темными пятнами и только яркія пуховины зеленаго моха выстилали коегдѣ сочныя заминки. По сторонамъ дороги еще валялись обрубленныя деревья; вырытые изъ земли и брошенные здѣсь корни столѣтнихъ великановъ простирали во всѣ стороны узловатые свои сучья, точно жалуясь кому-то на насиліе, жертвою котораго они стали. Оглядываясь назадъ на длинную просѣку рельсоваго пути, мы видимъ, по какимъ горбинамъ онъ проложенъ.
   -- Какъ мы эту дорогу строили чудесно!-- сообщаетъ мнѣ спутникъ.
   -- А что?
   -- Да такъ, знаете, вкупѣ. Мальцовъ, его пѣвчіе, управляющіе -- всѣ работали при этомъ. Никому не было льготы. А потомъ, когда все кончилось, нанялъ онъ ученыхъ машинистовъ, приставилъ къ нимъ мальчиковъ поспособнѣе, тѣ присмотрѣлись къ дѣлу и теперь сами за машинистовъ ходятъ.
   -- Какія еще для Россіи дороги!-- воскликнулъ Тернеръ, когда во главѣ желѣзно-дорожной коммиссіи онъ осматривалъ этотъ путь.
 
   Только черезъ часъ по выѣздѣ изъ Дядькова солнце опять стало пригрѣвать и вѣтеръ улегся. Стало теплѣе. Ярко заблестѣли снѣговыя подушки между деревьями; такъ и казалось, что еще недавно на нихъ покоились головки лѣсныхъ дріадъ и всякихъ сказочныхъ призраковъ, разгоняемыхъ первыми лучами поздняго сѣвернаго дня. Бѣлая кора высокихъ березъ тоже серебрится подъ солнцемъ. Вотъ опять сплошь пошла береза; первая зелень едва-едва держится на сиротливыхъ еще вѣтвяхъ. Здѣсь гораздо позднѣе является листва, чѣмъ въ тѣхъ мѣстностяхъ, которыя описаны нами въ прежнихъ главахъ. Подъ конецъ однообразіе этого лѣса даже прискучиваетъ. Здѣсь около 200.000 десятинъ занято этими сосновыми и березовыми чащами. Берегутъ ихъ до такой степени, что зачастую покупаютъ дрова на сторонѣ, чтобы не тратить своихъ.
   -- Позвольте рубить,-- пристаютъ иногда управляющіе,-- вѣдь на 6.000 руб. экономіи въ годъ по такому-то заводу сдѣлаемъ.
   -- А что потомъ народу останется?
   Такъ и бережется этотъ лѣсъ для будущаго.
 
   Тѣмъ не менѣе одинъ въ полѣ не воинъ. Сотрудниковъ нѣтъ; мошенничество тоже не рѣдко, потому, напримѣръ, дроворубы истребляли до 1867 года круглыя площади лѣса по одной верстѣ въ діаметрѣ. Сверхъ того самый лучшій лѣсъ зачастую подвергался бурелому, что нарушало правильность его эксплоатаціи. Мнѣ самому приходилось здѣсь видѣть страшныя послѣдствія мѣстныхъ грозъ. Точно попалъ куда-нибудь на Тринидатъ или на берега Ореноко. Превосходныя деревья, сваленныя вихремъ, безсильно лежали, упираясь одно на другое съ обломанными или засохшими вѣтвями, съ торчащими изъ земли кувалдами узловатыхъ корней. До 1874 года никакъ не могли добиться, чтобы въ конторахъ и экономіяхъ велся правильный счетъ лѣса. Одному за всѣмъ услѣдить нельзя было. Обративъ исключительное вниманіе на заводы, хозяинъ упустилъ лѣса, полагаясь на людскую честность. Разумѣется, людская честность оказалась столь неудовлетворительной, что лѣсами стали-было хозяйничать всѣ, кому не лѣнь -- управляющіе, приказчики, лѣсные ревизоры и даже втихомолку обходчики. Когда сдѣлана была должная ревизія, то оказалось, что превосходнаго лѣса лишь 20%, остальная часть и большая, 80%, состоитъ изъ разновозрастныхъ деревьевъ, вслѣдствіе бурелома, пожаровъ и выборочныхъ рубокъ. Въ теченіе послѣднихъ лѣтъ эта часть очень исправилась и количество прекраснаго лѣса увеличилось значительно. Молодятники и заросли занимаютъ тоже громадную площадь на мѣстѣ когда-то вырубленныхъ боровъ. Изъ нихъ третья часть даетъ отличное лѣсовозобновленіе, пятая -- посредственное, остальное пространство или облѣсилось плохо, или совсѣмъ не поднялось. Какъ и во всѣхъ нашихъ лѣсныхъ хозяйствахъ, это произошло оттого, что, вопервыхъ, громадныя, квадратныя, сплошныя вырубки никогда не очищались отъ ненужныхъ вершинъ, сучьевъ и прочаго хлама, причемъ на нихъ не оставляли вовсе сѣменныхъ деревьевъ; во-вторыхъ, вредила дѣлу пастьба скота, который весьма охотно ѣстъ всѣ древесные всходы или топчетъ ихъ ногами, а вмѣстѣ съ порослями и почву, которая грубѣетъ и дѣлается безплодной; въ-третьихъ, при громадныхъ лѣсныхъ пожарахъ сгоралъ верхній слой чернозема, необходимый для возрожденія и роста деревьевъ; и въ-четвертыхъ, квартальныя просѣки были слишкомъ узки,-- такъ что не предупреждали распространенія лѣсныхъ пожаровъ, не вентилировали густыя дачи.
 
Съ 1874 года за лѣса здѣсь принялись довольно энергично -- и тѣ мѣста, которыя еще недавно шли плохо, выправились. Лѣса стали лучше и крѣпче,-- болѣе разумная система устранила недостатки прежняго управленія. Теперь здѣсь принятъ шестидесятилѣтній лѣсооборотъ, то-есть ежегодно вырубается 1/60 часть лѣсовъ, съ такимъ разсчетомъ, чтобы къ тому времени, когда будутъ вырубаться послѣднія площади, первыя уже были покрыты высокими и крѣпкими лѣсами. Цѣнность ихъ здѣсь доходитъ по самой умѣренной цѣнѣ до 5.000.000 руб. Если взять минимумъ до 4.000.000 руб., такимъ образомъ заводы ежегодно съѣдаютъ на 66.666 рублей древеснаго топлива. Сверхъ того здѣсь есть особенныя заказныя пространства, въ которыхъ рубка производится съ крайнею осмотрительностію и введенъ лучшій способъ лѣсоустройства. Контроль лѣсовъ и отчетность по нимъ заведены очень строгіе -- и теперь уже невозможны тѣ упущенія, которыя, по счастію, были замѣчены во-время, иначе довели бы дѣйствительно удивительные здѣшніе лѣса до самаго дурнаго положенія. Въ настоящее время сюда можно пріѣзжать учиться сбереженію порослей и уже старыхъ лѣсовъ, охраняемыхъ для будущаго, грознаго, несомнѣнно, въ остальныхъ частяхъ нашего обезлѣсеннаго отечества. Здѣсь даже зачастую отказываютъ себѣ въ необходимомъ въ виду этого времени, и послѣдующія поколѣнія скажутъ не одно спасибо людямъ, сохранившимъ для нихъ такое громадное богатство.
 
   Было воскресенье. Весь народъ -- внѣ деревень. Пестрыя группы деревенскихъ дѣвушекъ въ перегонку гонялись за медленношедшею желѣзною дорогой и кричали намъ что-то. Одна, особенно красивая, хохотала во все горло и добѣжала за нами на самый мостъ черезъ Болву. Мостъ этотъ раскинулся почти на версту. Видъ отсюда дивный. Вонъ большое село Куява. Все оно вытянулось на косогорѣ, сверкая своими окнами подъ высоко уже поднявшимся солнцемъ. Кругомъ обступили лѣса и точно хмурятся издали, слѣдя за этими веселыми, чистыми избами. Даль залита разливомъ Болвы. Изъ него выдвигаются рощи и аллеи какихъ-то раскидистыхъ деревьевъ, окутанныхъ первою молодою листвою. Точно золотисто-зеленыя облака опустились на сверкающее водополье да и замерли такъ среди окружающей ихъ нѣги и покоя. Голубыя полосы воды видны и тамъ изъ-за лѣса; темныя пятна, еще голаго кустарника входятъ въ это неподвижное зеркало. Свѣтлыми каналами вода заходитъ за выступы холмовъ и далеко, далеко тамъ, гдѣ едва-едва мерещатся лѣсныя пустыни, свѣтится какая-то полоска. Должно-быть и туда забрался разливъ этой, красивой и шаловливой рѣки.
 
   Подъ мостомъ самое стремя. Вода ярко бѣжитъ между его сваями, точно злится на нихъ, перегородившихъ ея свободное теченіе.
   Мостъ выстроенъ на славу, а между тѣмъ и здѣсь работали, только крестьяне. Оттого-то вѣрно онъ и обошелся дешево!... Скоро нашъ поѣздъ оставилъ его позади и опять за Куявой ворвался, въ сплошное царство молчаливаго лѣса. Только изрѣдка между стволами его деревьевъ свѣтлѣли длинные каналы разлива, воспользовавшагося всѣми лощинами и оврагами, чтобы ворваться сюда, въ этотъ торжественный и величавый міръ столѣтнихъ великановъ. Почва видимо измѣнилась. На полянахъ и въ лѣсу стали показываться валуны. Сѣрые, обросшіе мохомъ, камни какъ-то особенно были къ лицу къ этимъ елямъ и этимъ красивымъ соснамъ, на корѣ которыхъ года провели безчисленныя морщины. Вдали изъ-за вершинъ дымится что-то и спустя нѣсколько минутъ поѣздъ, выйдя изъ дремучихъ чащъ, медленно подошелъ къ селу Сукремень съ заводами и фермами.
 
   Лѣсъ и тутъ ухитрились сохранить на самой околицѣ заводовъ. Ненасытныя утробы доменныхъ печей пожираютъ тысячи и десятки тысячъ кубическихъ саженей дровъ, а молчаливыя деревья стоятъ себѣ даже нерѣдко у самыхъ этихъ ненасытныхъ обжоръ. Около села огромное озеро. Болва врывается въ него шумнымъ теченіемъ; слѣва тихо струится туда же рѣчонка Сукремень, извилистая и красивая, вспыжившаяся теперь весною. Хорошо обстроенная улица правильно разбита вдоль этого озера. Массы народа и опять кучи дѣтей снуютъ во всѣ стороны. Дѣйствительно, вспоминаешь зенберскаго рабочаго: "наша баба -- плодливая баба". По крайней мѣрѣ я нигдѣ -- ни на Уралѣ, ни на Сѣверѣ, ни на Югѣ -- не встрѣчалъ такого обилія молодаго поколѣнія, пребывающаго еще въ безпанталонномъ состояніи. Всѣ они, воображая, что съ нами хозяинъ, сбѣгались къ вагонамъ, крича еще издали: "Ура, дѣдушка, ура!" Но, увы, въ окно никто не кидалъ имъ пряниковъ и, разочарованные, они останавливались, недоумѣвали, поглядывая на насъ.
   -- Что, развѣ дѣдушки нѣтъ?-- поинтересовался одинъ.
   -- Нѣтъ. Въ Дядьковѣ остался.
   -- А у васъ пряниковъ нѣтъ?
   -- Нѣтъ.
   Потоптался, потоптался малышъ и отправился вспять.
   Слышу потомъ:
   -- Не бѣгите, ребятки,-- Сергѣй Ивановича нѣтъ!
   Но тѣ, не вѣруя, все-таки подбѣгали къ намъ. Повторялась та же исторія.
   Отсюда только шесть верстъ до Людинова.
 
   Пятьдесятъ лѣтъ назадъ это было ничтожное село. Здѣсь стояла только одна домна и изъ мѣстной руды плавился чугунъ. За то съ 1832 года этотъ Жиздринскій Шеффильдъ идетъ впередъ гигантскими шагами. Отсюда заводскій прогрессъ разлился по всей Россіи. Здѣсь впервые было примѣнено пудлингованіе и здѣсь же научились ему рабочіе, которые потомъ разнесли свои знанія и на далекій Уралъ, и въ Олонецкую губернію. Здѣсь съ тѣхъ поръ практиковалось все, что только являлось новаго въ горнозаводскомъ дѣлѣ, примѣнялись новыя усовершенствованія, открытія. Теперь въ Людиновѣ живетъ до 7.500 человѣкъ народа, получающаго всѣ средства къ существованію отъ завода. Одной прямой заработной платы расходуется заводомъ до 600.000 рублей ежегодно. Заводъ этотъ основанъ въ 1769 году, но только въ послѣднее время, лѣтъ двадцать тому назадъ, онъ принялъ свой настоящій видъ. Тутъ, напримѣръ, съ 1870 по 1880 г., только за десять лѣтъ, сдѣлано и собрано 373 паровоза, на 9.256.770 р., 154 вагона пассажирскихъ, на 337.150 руб., 8.428 товарныхъ вагоновъ, на 11.612.749 р., 2.667 платформъ, на 2.686.794 р.
 
   А всего на 23.913.463 рубля. Сверхъ того, въ то же время здѣсь приготовлены массы локомобилей, земледѣльческихъ машинъ и орудій, гидравлическихъ прессовъ, отдѣльныхъ и запасныхъ частей для паровозовъ, маслобоенъ, всякаго литья посуднаго, штучнаго,-- памятниковъ и рѣшетокъ, паровыхъ котловъ, паровозовъ для шоссе, желѣза разнаго въ издѣліяхъ, стали такой же, желѣза и стали въ кускахъ, рельсовъ и прочихъ вещей. Такихъ въ 1878 г. считалось на 4.558.348 руб., въ 1879 г.-- 3.391.742 рубля и въ 1880 году на 3.388.088 рублей. Здѣсь работаютъ двѣ печи доменныхъ, пять вагранокъ, пять печей газовыхъ, всѣ для выплавки чугуна; одна газовая печь для выплавки мѣди, три такихъ же для выплавки стали, четырнадцать сварочныхъ, двѣ пудлинговыхъ, одна калильная и три паяльныхъ печей. Въ Людиновскомъ заводѣ работаютъ 78 горновъ, восемь заводскихъ вентиляторовъ, двѣ сушильни, одна турбина, семь большихъ штамповыхъ машинъ, два обрѣзныхъ стана, десять паровыхъ молотовъ, два молота пружинныхъ, восемь гидравлическихъ прессовъ, тринадцать прокатныхъ валовъ, 31 строгальная машина, 126 токарныхъ станковъ, 54 сверильныхъ, 22 долбежныхъ, 28 торцовыхъ, 12 винтовальныхъ, два шпунтовыхъ, пять зуборѣзныхъ, девять правильныхъ, три загибальныхъ, восемь штамповальныхъ. Сверхъ того машины для провѣрки валовъ, для нарѣзки метчиковъ, притирочныя, паровые ножи, ножи приводные, четыре болтовыхъ машины, двѣ гаечныхъ, угольныя мельницы, 417 тисковъ, 100 верстаковъ, масса токарныхъ станковъ для дерева и много круглыхъ пилъ.
 
   Эти цифры даютъ довольно полное понятіе о дѣятельности Людинова.
   Все, разумѣется, надо брать сравнительно. Окружающій околодокъ бѣденъ и лишенъ всякой промышленности. Развить здѣсь такое дѣло -- большая заслуга. Чтобы дать еще дальнѣйшее понятіе объ оборотахъ завода, приведемъ цифры, какія намъ удалось собрать на мѣстѣ. Въ 1880 году одни слесаря заработали здѣсь задѣльной и поденной платы 220.000 руб., котельщики около 80.000 р., кузнецы 40.100 р., клепальщики 72.000 р., литейщики 74.000 р. и т. д. А между тѣмъ это былъ годъ самый неудачный. Заводъ сокращалъ работы, потому что заказы уменьшились въ связи съ общимъ дурнымъ экономическимъ положеніемъ Россіи. Заводъ отсюда сбываетъ свои издѣлія въ Петербургъ, Москву, Харьковъ, Кіевъ, Одессу, Каховку, Екатеринославль, Орелъ, Пензу, Черниговъ, Пинскъ, Минскъ, Кременчугъ, Вильно, Ростовъ-на-Дону, Нижній-Новгородъ, Динабургъ, Ригу. Въ этихъ городахъ помѣщаются конторы завода или его коммиссіонеры.
 
   Большое озеро блеснуло впереди, заставленное у праваго берега островами, между которыми струятся свѣтлые проливы. Озеро окаймлено отовсюду, кромѣ Людинова, лѣсистыми берегами. Оно здѣсь ужасно напоминаетъ Сайму. То же меланхолическое спокойствіе пейзажа, тотъ же просторъ едва-едва подернутой зыбью воды, та же густая хвойная растительность, тѣ же острова, покрытые лѣсомъ, безлюдные и безмолвные. Поѣздъ идетъ медленно. Направо безчисленныя зданія заводовъ, налѣво молодятникъ -- густо-выросшій лѣсъ.
   -- Погніетъ или высохнетъ.
   -- А вотъ мы его скоро разрѣдимъ.
   Еще издали слышится величавый гулъ. Точно море гдѣ-то бьется въ крутые берега, слышатся даже отдѣльные удары набѣгающихъ валовъ. Закроешь глаза -- и чудятся, окаймленныя гребнями, волны, разбрасывающія по вѣтру извивы бѣлой пѣны. Такъ и кажется, что несутся онѣ издали на тебя, ударяются въ крутые утесы и, разбившись, съ дикою злобой отбѣгаютъ назадъ, чтобы съ новыми безчисленными зеленоватыми валами опять броситься на эти несокрушимыя твердыни. На дѣлѣ, разумѣется, никакого моря, да и не къ лицу было бы оно какому-то Жиздринскому уѣзду. За то немолчно и безустанно бьется тутъ и днемъ, и ночью такое же безграничное, такое же неугомонное море людскаго труда.
 
Слышны тяжелые удары паровиковъ, глухой переборъ громадныхъ молотовъ, цѣлыя стихіи всевозможныхъ звуковъ, гдѣ мѣшаются въ одно акустическое марево и свистъ ремней, и шорохъ приводовъ, и стукъ клепалъ, и визгъ желѣза, и клекотъ чугуна въ домнахъ, и рѣзкій стонъ стали подъ круглыми пилами слесарныхъ станковъ, и удары паровыхъ ножей, и трескъ ломающагося дерева, и грохотъ зубчатыхъ колесъ, и мѣрный шумъ воды въ шлюзахъ, и Богъ знаетъ что еще. Все это захватываетъ васъ, кружитъ голову, долго не даетъ возможности остановиться на чемъ-нибудь опредѣленномъ. Нѣсколько нервному и непривычному покажется, что онъ самъ попалъ подъ эти молоты, въ эти ярко-горящія печи, что на него опрокидываются зубцы громадныхъ колесъ, налетаютъ какія-то стальныя руки скрытыхъ внизу великановъ. Вверху по проволочной воздушной дорогѣ двигаются сотни маленькихъ вагончиковъ съ рудой; погромыхивая, они бѣгутъ къ дымящимся домнамъ. Изъ десятковъ трубъ клубится черный тяжелый дымъ,-- нѣтъ у него силы подняться къ этому весеннему небу и, истощась въ безплодныхъ стараніяхъ, онъ разстилается надъ заводомъ зловѣщею тучей, темною днемъ, багровою, словно отражающею какое-то громадное зарево, ночью. Миріады искръ несутся въ этомъ дымѣ и гаснутъ въ его густыхъ клубахъ. Намъ видны громадные дворы, заваленные жерновами, стальными бандажами, какими-то громадными частями машинъ, цилиндрами, въ которыхъ можетъ помѣститься и зажить припѣваючи любая семья, локомобилями, точно остановившимися съ разбѣга и размышляющими: куда же далѣе?...
 
Груды желѣзнаго лома, цѣлыя горы всякаго мусора, имѣющаго свою цѣнность потому, что онъ вновь пойдетъ въ переплавку. Не понимаешь пока, какъ можно оріентироваться въ этомъ лабиринтѣ, и невольно ищешь, гдѣ, въ какомъ изъ этихъ гремящихъ, грохочущихъ сараевъ помѣщается минотавръ, который разомъ проглотитъ тебя въ свое желѣзное брюхо.
   -- Ну что, какъ вамъ нравится?-- спрашиваетъ меня спутникъ.
   -- Погодите, я еще понять ничего не могу.
   -- Вотъ завтра мы пойдемъ съ вами и осмотримъ все подробно. А теперь поѣдемте далѣе.
   Бойкіе кони живо унесли насъ отсюда.
 
   Людиново больше другаго уѣзднаго города. Оно все разбросалось слободами. По берегу озера вытянулись кирпичные двухъэтажные дома, принадлежащіе рабочимъ. Деревянные мѣшаются съ каменными. Все обнаруживаетъ довольство и зажиточность. Какъ потомъ я убѣдился самъ, и внутри большая половина домовъ чисты и недурно обставлены, а нѣкоторые для "села" даже и меблированы хорошо. Развалинъ нѣтъ. Несмотря на воскресенье, не больше двухъ или трехъ пьяныхъ, да и тѣ какъ-то сторонкой забираютъ, чтобы не попасть кому-нибудь на встрѣчу. "Они у насъ этого стыдятся",-- поясняетъ мнѣ управляющій Макаръ Алексѣевичъ Калининъ, изъ простыхъ рабочихъ выбившійся въ люди. Онъ въ томъ же сѣромъ армякѣ, какъ и всѣ. Интеллигентное лицо, разговоръ, обнаруживающій большую смѣтливость и недюжинный умъ. Это родъ мѣстнаго маленькаго Эдиссона. Дайте ему разобрать, сдѣлать по чертежу любую неизвѣстную ему машину, онъ не только ее сдѣлаетъ, но и усовершенствовать постарается, сообразно мѣстнымъ условіямъ. Калининъ побывалъ и за границей, въ Бельгіи, посмотрѣлъ тамошніе заводы, а по здѣшнему ему иногда случается заткнуть за поясъ и ученыхъ техниковъ. Подумаешь, какими странными скачками вырабатываются иногда русскія талантливыя натуры! Этотъ Калининъ, напримѣръ, и образованія никакого не получилъ,-- еще нѣсколько лѣтъ тому назадъ простымъ слесаремъ былъ на томъ же Людиновскомъ заводѣ. Случай выручилъ: нуженъ былъ слесарь къ дѣтямъ владѣльца, чтобы научать ихъ этому дѣлу. Выборъ палъ на Калинина,-- онъ и обнаружилъ вдругъ таланты, которыхъ никто и не подозрѣвалъ въ этомъ спокойномъ, скромномъ, засыпанномъ стальными опилками, рабочемъ. Прибавьте къ этому доказанную безукоризненную честность -- и типъ передъ вами будетъ полонъ. И сколько такихъ еще хоронится въ массахъ заскорузлыхъ тружениковъ, десятки лѣтъ просиживающихъ за какимъ-нибудь станкомъ!
 
   При описаніи монастырей Соловецкаго, Святогорскаго и Валаамскаго я задавался вопросомъ: почему это только тамъ русскіе талантливые люди находятъ просторъ и работу, только тамъ способностямъ ихъ даютъ ходъ?... Здѣсь, наконецъ, пришлось убѣдиться, что и на міру есть хоть одно учрежденіе, гдѣ такимъ труженикамъ всегда будетъ и честь, и мѣсто. Вся администрація, все управленіе здѣшнихъ заводовъ состоитъ почти исключительно изъ прежнихъ рабочихъ. Сотни коммиссіонеровъ, приказчиковъ, агентовъ -- изъ нихъ же. Два-три техника, нанятыхъ на сторонѣ, остальное -- однообразная народная масса, выдѣляющая изъ самой себя и власть, и факторовъ власти. Чужихъ не любятъ. Да надо сказать правду, всякій разъ, какъ сюда брали ихъ, въ концѣ концовъ приходилось горько раскаиваться. Тутъ все свои -- одна семья, тѣсно сжившаяся, сплотившаяся, солидарная почти во всемъ. И посмотрите, какъ живутъ эти, выдѣлившіеся изъ простыхъ крестьянъ и по виду оставшіеся простыми рабочими, люди. Вотъ, напримѣръ, Калининъ: у него двухъэтажный домъ, вверху парадныя, внизу жилыя комнаты; мягкая прекрасная мебель, зеркала, рояль отъ Веленіуса и фисгармонія тутъ же; вездѣ висятъ цѣнныя лампы. Видны уже привычки къ нѣкоторому изяществу.
 
Чистота вездѣ поразительная, а жена его и дѣти ходятъ въ сарафанахъ и онъ самъ не снимаетъ своего армяка. Вообще здѣсь выработался совсѣмъ особый типъ крестьянства. Посмотрите его не въ будничной обстановкѣ, когда онъ за своимъ станкомъ, весь засыпанный пылью желѣзной, весь въ поту работаетъ надъ чѣмъ-нибудь, а въ праздникъ или у него дома. Какая у него чистота, какая щепительная опрятность! Пьянствовать ему и въ голову не приходитъ, потому что это приравниваетъ къ пришлымъ забулдыгамъ, у которыхъ ничего нѣтъ, которые все, что ни получатъ, все спустятъ. Мнѣ самому случилось наблюдать такую сцену. Пьяный придрался къ трезвому.
 
   -- Свинья ты, вотъ что!
   -- Ты самъ свинья, да еще пьяная!... Возьму я да созову народъ.
   -- Ну?
   -- Свяжемъ.
   -- Чортъ!...
   -- Ты хуже чорта.
   -- Ну, Макарка, доберусь я до тебя.
   -- Иди, иди,-- по тебѣ давно кабакъ плачетъ. Страмишь ты насъ всѣхъ, вотъ что! Кабы въ тебѣ умъ былъ, ты бы куда-нибудь схоронился, пока вытрезвишься. А то при чужомъ человѣкѣ,-- указывая на меня,-- весь нашъ заводъ пакостишь.
 
   Никто изъ выдѣлившихся крестьянъ, ставшихъ рабочими, большихъ жалованій не получаетъ. Всѣ усилія направлены къ тому, чтобы народу хлѣбъ былъ, чтобы не останавливать ни одного станка, ни одного человѣка не бросить безъ дѣла. При такихъ условіяхъ колоссальные гонорары были бы совсѣмъ невозможны. Самое управленіе носитъ удивительный характеръ, нигдѣ до сихъ поръ мнѣ не встрѣчавшійся. Что-то патріархальное до нельзя. Провинится въ чемъ-нибудь управляющій или приказчикъ,-- вина ему прощается и разъ, и другой, и третій. На четвертый -- расправа. Призываетъ его Мальцовъ, высчитываетъ ему вины всевозможныя.
   -- Ну, коли хочешь у меня оставаться, такъ поступай опять на заводъ простымъ рабочимъ.
 
   Полгода слѣдятъ за нимъ, какъ себя ведетъ, хорошо ли работаетъ. На семьѣ это не отражается въ большинствѣ случаевъ. Она остается въ томъ же домѣ, ей помогаютъ. Исправляется провинившійся, его начинаютъ повышать и года два-три спустя онъ опять управляетъ дѣломъ. Такъ, напримѣръ, поступали и не разъ съ замѣчательно-умнымъ человѣкомъ, тоже выдѣлившимся изъ слесарей и завѣдывавшимъ цѣлымъ Людиновомъ. Его изъ главноуправляющихъ разжаловывали въ простые рабочіе раза три уже. И въ настоящее время онъ еще тянетъ свой искусъ; онъ вполнѣ не прощенъ и на его рукахъ пока очень небольшое дѣло. Разумѣется, онъ можетъ отказаться и уйти, но это значитъ никогда уже не быть принятымъ на службу сюда. Самъ Мальцовъ никогда и никого не прогоняетъ. Это всѣ знаютъ и до того сжились съ заводами, что каждый рабочій здѣсь прежде всего увѣренъ въ прочности своего положенія.
 
   Мы остановились въ Людиновѣ. Передъ нами разстилалась даль озера, заставленнаго на западѣ зелеными островами. Между ними чуть-чуть серебряными нитями намѣчивались узкіе проливы. У самаго берега колыхались два парохода: "Капитолина" и "Николай". Ихъ оснащивали и приготовляли къ навигаціи. Изъ залы, откуда я любовался на чудную картину этихъ свѣтлыхъ и спокойныхъ водъ, на заводъ проведенъ телефонъ. Онъ меньше любохонскаго, тоже устроеннаго здѣсь: тотъ на три версты, этотъ на одну. Своеобразные часы стоятъ въ углу, громадные, и на нихъ надпись "Никита Каширкинъ -- Людиново". Мѣстное издѣліе до послѣдняго колеса. Лѣтъ сорокъ имъ или всѣ пятьдесятъ, а они работаютъ какъ новые.
   -- Тутъ не одни часы,-- тутъ дѣлаютъ превосходные, самые нѣжные инструменты, даже измѣрительные, и все тѣ же простые рабочіе. Здѣшніе манометры славятся.
   -- Людиново издавна извѣстно этимъ.
   -- Здѣсь народъ на этомъ стоитъ. Посмотрите завтра, какіе у насъ мастера, полюбуетесь.
 
   А между тѣмъ по наружности все это чуждо роскоши. Старыя закопченныя зданія, подпертыя снаружи, поддерживаемыя изнутри; ничего лишняго, ни копѣйки не идетъ даромъ. Подъ иногда дырявыми, если это не мѣшаетъ дѣлу, кровлями копошатся тысячи людей, вырабатывая на милліоны рублей различныхъ издѣлій, расходящихся отсюда по всевозможнымъ уголкамъ Россіи. Когда на другой день зазвонилъ колоколъ и вся эта толпа рабочихъ повалила черезъ площадь, на которой стоитъ превосходная церковь, роскошно отдѣланная внутри, съ такими же, какъ въ Дядьковѣ, мѣстной работы хрустальными иконостасами, я невольно подивился этому громадному муравейнику. Улицы разомъ ожили, вездѣ шумно переговаривались рабочіе, медленно идя по домамъ -- обѣдать.
 
   И все это -- только изъ-за того, чтобы не умереть съ голода.
   Воображаю, какъ иронизируютъ про себя иностранные заводчики, осматривая такія учрежденія, какъ Людиново.
   -- Эхъ вы!-- думаютъ они про себя,-- все дома есть, со всѣмъ вы сами сладить съумѣете, а работаете и хлопочете за насъ и для насъ. Свое въ черномъ тѣлѣ держите, а чужому покровительствуете.
Категория: История с 1790 по 1917 год. История Мальцевского промышленного района | Добавил: любослав (17.04.2017)
Просмотров: 522 | Рейтинг: 0.0/0
Всего комментариев: 0
Добавлять комментарии могут только зарегистрированные пользователи.
[ Регистрация | Вход ]