Сайт истории г. Дятьково
и Дятьковского района

Созидающий огнём.
 

Источник:Одесский форум. http://odessaforum.0pk.ru/viewtopic.php?id=485

Из книги "Хрустальщики", очерки,1979 год. Автор Ю.Е. Лодкин

Сказочно прекрасное зрелище — люди у огня. Павел Федорович Балакин отодвинул огнеупорный шибер, и лицо его осветилось солнечным жгучим светом. Даже в нескольких шагах от смотрового окошка ощущался струящийся горячий ток воздуха. В печи с ровным гулом бушует неукротимое пламя. Огонь, раскаленные стены печи и стеклянный расплав— все обрело один, слепящий глаза, оранжевый цвет. Что можно увидеть в этом огненном мареве? Павел Федорович видит. Чуть-чуть заслоняя лицо ладонью, он вытягивается во весь рост, потом слегка приседает, осматривая печь изнутри. Рядом с Балакиным и немного позади него сменный стекловар Захаров.

— Смотри, смотри, — говорит ему Павел Федоровича— зона варки смещена...

Валакин уступает место Захарову, и теперь тот пристально вглядывается в огненную круговерть. Проходит несколько мгновений, и, повернувшись к Павлу Федоровичу, сменный согласно кивает головой.

— Возьмем пробу? — слышится голос Балакина.

Захаров вместо ответа на вопрос надевает рукавицы, достает из бочки, наполненной водой, длинный стальной стержень («железку», как говорят стекловары) и засовывает его в нутро печи и сразу же — назад. За короткое мгновение пребывания в печи половина «железки» уже успела накалиться докрасна, самый ее конец обволакивает медленно остывающий солнечный расплав стекломассы, стекающий вниз длинной каплей.

Захаров поворачивает железку, чтобы вся взятая проба не сползла вниз, подставляет ее под струю воздуха из вентиляционной трубы. И вот уже перед стекловарами на помосте лежит, по форме напоминающая лоток, проба стекла. В ней уже угас огненный цвет, проявилась ледяная прозрачность, нарушаемая вкраплениями белых зерен.

Павел Федорович наклонился над пробой и с нескрываемой досадой проговорил:

— Так оно и есть, недовар!

— Неприятность? Серьезная? — спрашиваю я у Балакина.

— Да не такая уж и неприятность, чтобы ее серьезной называть, — отвечает Павел Федорович, — обычный рабочий момент. Захаров уже побежал, сейчас добавит газ, поднимем малость температуру в печи, и все станет на свои места.

Мы поднимаемся с Балакиным по металлической лестнице, похожей на корабельный трап, и входим в небольшую комнату, именуемую кабинетом старшего стекловара. На окошке, выходящем на заводскую площадь, рядком выстроились куски залитых стекломассой огнеупоров; похожие на кораллы сосульки кристаллических образований, снятых со свода печи во время ее ремонта. Под стеклом рабочего стола — температурный график варки хрусталя для различных технологических зон ванной стекловаренной печи. Мы уже успели немного поговорить с Балакцным прямо в шумном цехе, под аккомпанемент отевогр гула, под размеренный лязг работающих стеклофор^ую-щих автоматов. Петр Федорович знает, чем я интересуюсь, и начинает разговор, не дожидаясь моих детальных расспросов.

— Если говорить о принципах стекловарения, то они почти не изменились за время, прошедшее с момента открытия стекла. Может, слышали легенду, как было получено первое стекло? Не слышали? Дело было так: однажды финикийские купцы, переправлявшие по Средиземному морю добытую в Африке природную соду, остановились на морском берегу. Прямо на песке разожгли костер для приготовления ужина. Чтобы огонь не раздувало ветром, они обложили костровище кусками соды... Разгребая золу остывшего костра, мореплаватели обнаружили в ней изумительный слиток, твердый и прозрачный. Это и было стекло...

Балакин с улыбкой испытующе посмотрел на меня.

— Как все упрощенно, не правда ли? А ведь в этой легенде нет ничего неправдоподобного. Зола от сгоревших дров, содержащая поташ, морской кварцевый песок, мелкие известковые ракушки, сода и огонь — все это, вместе взятое, и необходимо для получения стекла.

И тут же Балакин дал мне понять, что легенда остается легендой, ибо для того, чтобы сварить настоящее прозрачное стекло, нужно выдержать множество, часто противоречивых, условий. Несоблюдение даже одного из них может обречь попытку на неудачу. И сейчас еще много окончательно невыясненных проблем в теории стекловарения. А еще совсем недавно, каких-то полвека назад, на том же Дятьковском хрустальном заводе, тогда еще фабрике, стекловаров, часто абсолютно неграмотных, иначе, как колдунами или кудесниками не называли.

Павлу Федоровичу Балакину, когда он впервые встал на огненную вахту к печам, не раз приходилось слышать передаваемые из уст в уста рассказы об именитых дятьковских стекловарах Иване Николаевиче Назарове и Викентии Викентьевиче Риккле. Их труд был окружен ореолом таинства даже для тех, кто работал рядом. И состав шихты для стекломассы, и температурный режим определялись ими на глазок. И совсем уж непонятно, по-колдовски выглядело то, как они для придания хрусталю голубизны и блеска добавляли в стекломассу одним им ведомые, особым образом приготовленные травы.

Балакину довелось познать секреты стекловарения, когда на хрустальном еще колдовали у печей старички, лично знавшие и Риккля и Назарова. Это были хорошие практики, которые, однако, не имели элементарного представления о химических процессах, протекающих в печи, но, пользуясь своим личным богатым практическим опытом, варили стекло всех цветов радуги. Была у практиков еще одна черточка, доставшаяся им в наследство от предшественников. Неохотно делились они собственными секретами со стекловарами-новичками. Так уж повелось в старину: профессия стекловара ценилась очень высоко и сравнительно хорошо оплачивалась, потому все секреты передавались от отиа к сыну, от деда к внуку. Но эта традиция ломалась. Павел Федорович попал в ученики к единственной на заводе женщине-стекловару Вере Ивановне Леденевой. Она была специалистом новой, советской формации. Имела за плечами среднее техническое образование, циплом технолога стекла, сумела перенять у практиков их навыки стекловарения, видела в происходящих в печи процессах то, чего не могли увидеть старики.

К этому времени Павел Балакин тоже окончил техникум и уже успел два года поработать на ремонтах и строительстве стекловаренных печей разных конструкций. С Верой Ивановной они нашли общий язык и почувствовали взаимную симпатию в первый же день знакомства. Вместе с Леденевой молодой стекловар провел первую варку стекла, вторую, третью... Четвертую Балакину пришлось вести одному: Вера Ивановна заболела...

В те годы стекловару приходилось много труднее, чем сегодня. Еще не было природного газа, и топливо давали работавшие на сырых дровах и торфе примитивные шахтные газогенераторы. А в одной печи — шестнадцать огромных горшков со стекломассой. Одновременно варится хрусталь, молочное, зеленое, синее и красно-рубиновое стекло. Каждое из них имеет свою особенность, свой собственный каприз. Синее — кобальтовое — стекло требует повышенной температуры варки; рубиновое — не терпит этого повышения — могут выгореть красители, хрусталь нуждается в кислительной среде, другие стекла — в восстановительной. Приходилось решать добрый десяток задач с несколькими неизвестными. А каково тебе, если ты впервые самостоятельно решаешь эти задачи? Не сладко.

Шестнадцать часов, с вечера и до начала утренней смены, проколдовал Балакин у печи, стараясь в точности повторить все, что делал до этого вместе с Леденевой. Взятые пробы обрадовали — варка получилась. Можно, как это делали всегда в таком случае стекловары, уходить домой. Но Павел остался, ожидая строгого суда опытных выдувальщиков.

— Отличное стекло, — кивнул одобрительно Балаки-ну, взяв собственную пробу стекломассы, один из авторитетнейших мастеров Дымников. И не без доброго умысла добавил: — Лучше стариков сварил.

После первой варки были сотни других. Были и проверки с подвохом.

— Камень и шлир сплошные идут — работать нельзя, — подозвал однажды молодого стекловара к себе один из выдувальщиков.

На глазах у Балакина он набрал на трубку каплю стекла из печи и показал ему. Действительно, в стекле — мельчайшие камешки от огнеупорного кирпича. Поднялся Павел сам на верстак, сделал один набор, другой — чистое стекло.

— Не там берешь, — усмехнулся выдувальщик, — выбираешь, где лучше, а нам, когда работаешь, выбирать некогда. Смотри.

И снова сделал набор... с огнеупорной крошкой, с «камнем». Успел, однако, Балакин заметить едва уловимый момент, когда выдувальщик, доставая трубку из печи, намеренно касался набором огнеупорного бруса.

-— Ну вот что, — вспыхнул стекловар, — проверка новичка — дело хорошее, но не мути воду...

Больше Балакина подобным образом не проверяли, проверяла сама профессия. Это была проверка на верность избранному делу, проверка настойчивости, стремления к познанию.

Есть экзамены, которые преподносит нам сама жизнь, а есть и такие, которые мы сами выбираем для себя. Таким, добровольно выбранным, серьезнейшим экзаменом для Павла Федоровича стало освоение варки хрусталя и ванных печах.

С тех самых пор, как был открыт рукотворный хрусталь, его всегда варили в упоминавшихся горшковых. За многие века технология варки была отработана до мелочи. Но горшковые печи — это агрегаты периодического действия. Нужно было вначале сварить стекломассу, а потом только приступать к изготовлению ваз, бокалов, фужеров и прочей сверкающей продукции. Вот такое разделение производственного процесса на две стадии создавало множество неудобств. Кроме того, при варке хрусталя в горшковых печах исключалась возможность комплексной механизации процесса выработки хрустальных изделий. А простое стекло уже давно варили в ванных печах непрерывного действия, которые не имеют подобных изъянов.

— Вот бы и хрусталь варить в таких печах, — об этом говорили и мечтали многие поколения стеклоделов во всем мире.

Но множество попыток осуществить эту мечту окончилось неудачей. Только совсем недавно советским ученым удалось разработать приемлемую конструкцию печи и технологию варки. Одна из таких первых в стране печей начала строиться на Дятьковском заводе. Когда дело уже приближалось к пуску агрегата, Балакин не находил себе места, и, наконец, сам попросился на освоение новшества. У него уже был солидный опыт и большой профессиональный авторитет. Желание Павла Федоровича совпало с наметками заводской администрации. Об освоении непрерывной варки хрусталя можно писать целый роман, одним из главных его героев был бы Балакин.

Сейчас на заводе действует не одна, а несколько ванных печей для варки хрусталя. Павел Федорович показывает мне «стекловарку» — комнату, где установлен большой пульт контроля за работой всех стекловаренных печей. Десятки термометров, самописцев, манометров, уровнемеров стекломассы и других приборов следят за соблюдением технологического процесса. Многие трудоемкие операции по управлению стекловарением совершаются автоматами без участия стекловара.

— Значит, теперь стекловар только придаток этих приборов и автоматов? — спрашиваю я у Балакина, — для творчества, для того, что раньше называли «колдовством» в лучшем понимании этого слова, не осталось места? Павел Федорович не успевает ответить на этот вопрос. Подходят инженеры Н. В. Серов и М. М. Юркевич.

— Тут у нас насчет четвертой печи спор вышел, — говорит один из них. — В пробах хрусталя обнаружились отливы зеленого цвета. Возможно, что как-то случайно в печь попал кусок железа, болт какой-то или молоток, а возможно, потек где-то огнеупор. Что думаете насчет этого?

— Вот и ответ на вопрос, — кивает мне Балакин, —-без мастерства, опыта, пользуясь лишь данными приборов, не найдешь правильного решения...

Павел Федорович вместе с Серовым и Юркевичем ушел к «больной» печи, и мы смогли встретиться с ним лишь через неделю. У входа в цех, где стекловарит Балакин, висела «молния», извещавшая, что коллективом досрочно выполнен план двух лет десяток пятилетки, до конца третьего года будет дано сверх задания более двух миллионов двухсот тысяч хрустальных изделий.

— А какова доля участия стекловаров в достижении этого успеха? — спросил я у Балакина. — В процентах эту долю не выразишь, — ответил он. — Но вот, пожалуй, нужный критерий — за эти два года не было ни одного случая выхода некачественной стекломассы. На том и стоим.