Сайт истории г. Дятьково
и Дятьковского района

                                                                О, если правда, что в ночи.

                                                                Когда покоятся живые

                                                                И с неба лунные лучи

                                                                Скользят на камни гробовые,

                                                                О, если правда, что тогда

                                                                Пустеют тихие могилы –

                                                                Я тень зову, я жду Леилы:

                                                                Ко мне, мой  друг, сюда, сюда!

                                                                           А. Пушкин. Заклинание.

Селище, небольшое поселение, подле села Ивот было хорошим убежищем для монахов, раскольников и беглых крестьян. Зима была снежная, вьюжная, в феврале нанесло большие cyгробы, дорога из Дятьково в Ивот была узенькая. Ездили но ней гуськом. Когда доехали до условленного места засады, - а это было на рассвете - передняя пара остановилась, старообрядцы поставили свою кибитку поперек дороги.

Везли Епифана солдаты, им нельзя было разъехаться, ни объехать и арестанты спрыгнули с розвальней и побежали в лес неведая того, что скоро он будет на Селище в полной безопасности.

Солдаты оторопели и не ожидали от Епифана такой прыти.

Поселенцы были рады дорогому гостю, разделили с ним и хлеб и кров. Общительным староверам Епифан полностью доверился и рассказал им, что грешен он, изнасиловал и убил девушку, ограбил сельскую церквушку, забрав казну. Разбойники были рады пополнению, и не ошиблись в своем выборе. Из Епифана вышел смелый атаман, который не раз оправдывал доверие разбойников.

Странное было лицо у Епифана: вокруг глаз густая сеть морщин, будто он смеется, а брови всегда нахмурены, и глубокая сердитая складка поперек лба. Вся его большая голова с седыми волосами и тоже побелевшими натопорщенными усами походила на львиную, а признаки улыбки возле глаз только обманывали. По нынче, хлебнув из зеленой бутылки, - а он частенько к ней прикладывался, Епифан в самом деле развеселился и промолвил:

-  Отвези поклон Добыча, Закарюке. Низко кланяется, мол. дед Епифан. Он меня знает. Да чтоб вас берег. Плох тот батька, который парней своих беречь не умеет. Пуль сколько хочешь может себе отлить, а людей - нет. Пускай вас хорошенько бережет. Куда ни пойдет, засаду ли устраивать, налет ли делать. - чтоб обязательно за спиной был лес. И укрывателей чтоб хороших знал - не всякому верил. А женщинам ни - ни!

-    Нечего сказать, добру учишь парня, - вмешалась старуха. Лучше б уговорил его домой вернуться да делом заняться.

-    Замолчи! - прикрикнул на нее Епифан, подсел ближе к парню и, подмигнув ему, продолжил: - А, не дай Бог, случится, ранят, делай, как я говорю: разотри порох в руке, плюнь на него и, разведя слюной, помажь рану. А потом подсолнечное масло и зверобой. Эта травка - самое лучшее лекарство. От 90 болезней. Сам видел ведь: с какой раной пришел, а за каких-нибудь десять дней все прошло. Как на собаке засохло.

- Дядя Епифан, начал Добыча и, несмотря на свой геройский вид и широкие плечи, застенчиво улыбнулся. Дядя, спасибо тебе за все добро, которое ты мне сделал. Приютил меня, кормил всю зиму... Этого я не забуду. Даст Господь опять увидеться, постараюсь отплатить.. Только... дядя... хочу опять попросить тебя...

-  Что такое? Что такое? Это о ружье? Молчи, не могу я. Жену, коня и ружье не одалживают. За кого ты меня принимаешь? вдруг, закипев, загремел Епифан.

-  Оружие отдать - срам то какой! Молчи, молчи, не серди меня, а то худо будет...

-  Да отдай ты ему, - опять вмешалась старуха. - На что они тебе нынче?

Епифан задумался, потом с горькой улыбкой промолвил:

-  Ладно, отдам... Погоди, сейчас я приду.

Он вышел из избушки, пробыл где-то довольно долго, потом появился на пороге. Старуха и Добыча обомлели. В руке он держал ружье, на которое опирался.

-  Эх, лес зеленый, мать родная! - воскликнул он.

Остановившись посреди горницы, он поглядел на Добычу и при этом так нахмурился, что брови чуть совсем не заслонили глаза.

-   И ты просишь, чтоб, я отдал тебе свое снаряжение? Тебе, у которого молоко на губах не обсохло... Нет, оно мне самому нужно. Чего я здесь сижу. Чтоб свинью кормить? Блох в постели искать? Слушай. Добыча, - заговорил он уже мягче, но решительно. Я завтра пойду с тобой. Тоже пойду на Страдань колодец! Там припрятано все.

Старуха обернулась и уставилась на него как потерянная.

-  Да ты в своем уме ли рехнулся?

-  Те-те-те, не болтай зря. Ты мой характер знаешь. Я в своем уме и знаю, что делаю. Чем язык то чесать, лучше пойди положи ядь в мешок, да водки бутылку налей. Завтра с петухами тронемся.

И так как Добыча все улыбался, видимо не веря его словам. Епифан поглядел ему прямо в глаза и промолвил:

-  Чего на меня смотришь? Пойду обязательно. Так надо.

В нем ожили старые разбойничьи привычки - распоряжаться, командовать. Спорить с ним было бесполезно: что он себе в голову вбил, надо исполнять. Старуха, побродив по дому, молчаливая, пошла и легла спать. Лег и Добыча. Только Епифан не стал ложиться, а прилег у печи, подперев голову рукой, и так дремал. Проснувшись поздно ночью. Добыча увидел его на том же месте.

-    Еще рано, - сказал Епифан. Можно бы тебе еще поспать, но коли проснулся, вставай!

Добыча понимал уже, что Епифан не шутит, да и старуха больше не пыталась его отговорить. Быстро собрались и пошли. Только в дверях Епифан, видимо пожалев старуху, сказал:

- Ну-ну, не распускай нюни, не хнычь. Не останусь я там, не бойся. Поживу денька два, погляжу на ребят и обратно. Прощай.

И они потонули во мраке. Пока было темно, шли молча, думая только о том, чтобы не сбиться с пути. Вскоре и солнце взошло. Вдоль речки, словно дым, заклубился туман, на граве заблестела роса. В лица им веял насыщенный запахом трав ветерок. Епифан сразу ожил, глаза его засияли. Старик опять почувствовал себя владыкой леса, каким он был в молодости. Он то и дело останавливался и, опершись на руки, смотрел направо и налево: куда ни кинь взгляд, все знакомые места. И говорил, говорил без умолку. Добыча, еще хранивший на лице своем тонкую, слегка насмешливую улыбку, смотрел на старика и дивился: откуда у него силы.

Возле многих деревьев Епифан останавливался и разные разбойничьи истории рассказывал. Потом махнул рукой и промолвил: «Ну, будет. Всего не перескажешь. В другое место поведу, там все увидишь. Об этом стоит поговорить. А остальное вздор!»

С той минуты Епифан совсем изменился. Замолчал, не говорил больше ни слова. До тех пор выносливый, он стал слабеть, часто останавливаться, задыхаться. И все-таки казалось, что как ни тяжела ему ходьба, что-то другое занимало его, заставляя глядеть неотрывно вперед горящими глазами. В одном месте они ступили на тропинку, по обеим сторон которой росли клены. Стволы были серые, с вырезанными словами и знаками.

Епифан стал читать эти письмена, как они ни обветшали, ни стерлись и ни заросли, он разбирал их без груда как по книге. Подойдя к большому обгорелому дубу. Епифан попросил Добычу залезть на него и взять в дупле, что  спрятано.

Дупло было на высоте трех метров от земли. Добыча быстро взобрался на дуб и стоя на большом суку, заглянул в дупло. Потом он быстро, как фокусник, стал из него доставать и выкидывать вниз пачки с порохом, патроны, кожи. Последним на землю упал кожаный патронтаж.

Добыча так увлекся своим богатством, что не заметил, как Епифан прислонился спиной к стволу соседнего дуба. Голова была запрокинута и полузакрытые глаза. Лицо было белое, как известка, руки скрестил на груди, как умирающий.

-  Ты, видно, шибко устал, дядя Епифан, - промолвил Добыча.

Епифан ничего не ответил и не открыл глаз. На лбу у него выступили мелкие капли пота.

-   Тебе плохо, дядя Епифан? - испуганно воскликнул парень, наклонившись над ним.

Ничего. - отозвался Епифан. приоткрывая глаза. - Только, почему-то холодно. Теперь, - продолжал он, и морщины вокруг его глаз улыбнулись, - Теперь,  Добыча, ты получил, что просил у меня. Как умру, возьмешь это себе...

-   Зачем ты говорить это? - обиделся юноша. - Что с тобой?

-   Ничего, милый, ничего. Пришел мой срок, вот и все. Хорошо, что здесь... где моя Любаша... померла.

Голос его слабел, доходил как будто издалека. Он опять полузакрыл глаза. Тогда юноша, хоть был не из робкого десятка, видя, что на глазах его умирает человек, и он не в силах помочь ему, оробел, растерялся. Побежал было в одну сторону, потом опять вернулся к умирающему. Вдруг он увидел, как несколько человек промелькнули недалеко в редком кустарнике. Добыча узнал их. сунул палец в рот и свистнул. Вскоре из леса послышался резкий ответный свист. Ил поляну вышли пять человек и стали приближаться. Добыча побежал им навстречу. Когда они подошли к дубу, тот, что шел впереди и был Закарюка, наклонился к Епифану, заглянув ему в лицо, потом взял его за руку, пощупал пульс и промолвил: «Царство ему небесное. Отдал Богy душу».

На скорые носилки, сделанные из мешка и двух полок, положили Епифана. Немного посовещавшись, разбойничья братия решила отнести Епифана к большой дороге и там его захоронить.

Дорога была долгой. Носилки несли на плечах. Разбойники часто отдыхали и дойдя до небольшой горки, через которую проходила дорога, свалились oт усталости. Немного отдохнув, разбойники колами, топорами, вырыли могилу другу и, когда возвели холмик, картавый Закарюка сказал: « Вот и твоя, Епан горка. Спи спокойно. Земля у тебя хорошая, песок достался».

Разбойники сняли шапки, перекрестились. Добыча почувствовал, что на глазах у него выступили слезы. А около могилки как бы приветствуя усопшею покачивались желтые головки зверобоя. На этот раз они не пригодились. Цвет Добыче напомнили горящие свечи.

Автор Шойко В.П. из цикла рассказов "Староивотские легенды"