Главная » Статьи » История с 1790 по 1917 год. История Мальцевского промышленного района

АМЕРИКА ВЪ РОССІИ (часть3,4).

АМЕРИКА ВЪ РОССІИ.

 

Автор Немирович-Данченко Василий Иванович

 

III. Первая попытка частнаго телеграфа въ Россіи.-- Кто его тормозилъ.-- Нынѣшнее положеніе.-- Оригинальные телеграфисты.

 

   Всѣ здѣшніе заводы соединены между собою телеграфными проволоками. На каждой желѣзнодорожной станціи, почти въ каждомъ селѣ, есть телеграфныя конторы. Вся эта сѣть сдѣлана частнымъ лицомъ, на свои собственныя средства. Правительство не помогало ему. Примѣръ такой предпріимчивости, какъ въ желѣзнодорожномъ, такъ и въ телеграфномъ дѣлѣ -- можно найти развѣ въ Америкѣ, но никакъ уже не у насъ. По крайней мѣрѣ я не знаю въ Россіи другаго уголка, гдѣ бы на сотни верстъ тянулись телеграфныя проволоки съ десятками конторъ и гдѣ бы все это была сдѣлано однимъ человѣкомъ безъ казенныхъ суммъ и, главное, безъ мундирныхъ спеціалистовъ. Въ настоящее время дѣло кипитъ. Съ утра до ночи и ночью со всѣхъ концовъ получаются депеши о всякомъ мало-мальски выдающемся событіи, нуждѣ, помощи, и распоряженія приходятъ такъ же быстро. Телеграфистами въ конторахъ и на желѣзныхъ дорогахъ служатъ тѣ же мальчики, кое-какъ обучившіеся этому дѣлу въ мѣстныхъ школахъ. Потомъ на практикѣ они сдѣлались прекрасными работниками и не оставляютъ желать ничего лучшаго.
 
   Чтобъ оцѣнить эту предпріимчивость, нужно знать, какія усилія были потрачены ранѣе, чѣмъ первая депеша была передана изъ Дядькова по своей проволокѣ, и сколько оказалось необходимыхъ упорства и настойчивости, чтобъ оставить за собою право на это потомъ, когда сѣть уже начала дѣйствовать. Тутъ мало было одной затраты денегъ.
 
   Прежде чѣмъ строить телеграфъ, слѣдовало испросить разрѣшеніе на это. Послали просьбу: ждали, ждали,-- ни слуху, ни духу. Мальцовъ -- не изъ тѣхъ людей, которые даромъ теряютъ время, особенно на безплодныя ожиданія. Онъ взялъ да и началъ работы. Онъ самъ и его дочь, княгиня Мещерская, верхомъ на коняхъ объѣхали мѣстности, намѣтили направленіе главныхъ линій; дѣло закипѣло и въ нѣсколько мѣсяцевъ сѣть уже была готова. Вслѣдъ за тѣмъ выписаны были книги, изучено самое производство, подготовлены къ нему мальчики, и аппараты заработали на сотни верстъ. Все это время просьба о разрѣшеніи построить телеграфъ заносилась въ одни регистры, изъ коихъ переводилась въ другіе, откладывалась, снабжалась справками, опять докладывалась, клалась подъ сукно и вновь выползала оттуда, заслушивалась единолично, обсуждалась коллегіально,-- короче сказать, совершала обычное въ Россійской имперіи обращеніе свое вокругъ административнаго солнца. Въ то самое время, когда такимъ образомъ совершалось правильное теченіе дѣлъ, кто-то и написалъ въ Петербургъ, что телеграфъ у Мальцова уже дѣйствуетъ. Тамъ всполошились. Послѣдовало приказаніе рубить столбы.
 
   Является въ Дядьково исправникъ съ министерскимъ предписаніемъ.
   -- Что такое?
   -- Да вотъ маленькое дѣльце тутъ... Пріѣхалъ къ вамъ уничтожить телеграфъ.
   -- То-есть какъ же это?
   -- А вотъ дайте народу съ топорами,-- завтра начнемъ рубить столбы...
   -- Ну, ужь это, батюшка, вы сами съ топоромъ усердствуйте!
 
   Начались переговоры. Едва убѣдили законную власть отобрать подписку въ томъ, что телеграфъ, пока не получится разрѣшенія изъ Питера, дѣйствовать не будетъ... Хорошо еще, что администраторъ попался сговорчивый, а то такъ бы и не бывать дѣлу. Пришлось пріостановить сообщеніе по проволокамъ, когда вездѣ уже началась корреспонденція и достаточно было подготовленныхъ самимъ Мальцевымъ къ этому дѣлу мальчиковъ-телеграфистовъ. Прошло шесть мѣсяцевъ, а ни слуху, ни духу. Справляются. Дѣло объяснилось по-россійски.
   -- Не посылаемъ чиновника потому, что не сказано, гдѣ вы его встрѣтите.
   -- Да вѣдь карта есть!
 
   Наконецъ, является спеціально командированный изъ Питера мундирный техникъ.
   -- Слава Богу!... Привезли разрѣшеніе?
   -- Нѣтъ.
   -- Зачѣмъ же вы?
   -- Дайте мнѣ карту, я и уѣду.
   -- За тѣмъ васъ и посылали?
   -- Именно.
   Взялъ карту и отправился въ Питеръ... Опять проходитъ достаточно времени, чтобы построить еще десять сѣтей. Наконецъ, является второй чиновникъ, важнѣе перваго. Грудь колесомъ, фуражка на затылкѣ. По-русски жуетъ, а не говоритъ, на Мальцева смотритъ свысока.
   Здѣсь обрадовались, авось этотъ-де выручитъ.
   -- Поѣдемте,-- предлагаетъ ему Мальцовъ,-- покажите моимъ мальчикамъ, какъ надо дѣйствовать. Можетъ-быть у насъ что-нибудь и не такъ.
   -- Это неможна!
   -- Почему?
   -- Потово, что телеграфъ не должна дѣйствовать!
   -- Какъ это?
   -- Она дурно построена.
   -- Вы вѣдь еще его не видѣли?
   -- Нѣтъ, не видаль... А только неможна...
   -- Да какже нужно было сдѣлать?
   -- Нужна быль ждать.
   -- Да вѣдь мы ждали долго.
   -- И еще подождиль!
   -- Чего же?
   -- Чтобы мы прислала къ вамъ свой чиновникъ для постройка.
   Видятъ, что идіотъ, ничего съ нимъ не подѣлаешь,-- утвердился на своемъ и никакимъ рожномъ его не свернешь...
   -- Послушайте,-- попробовали еще разъ,-- да вѣдь вы же можете дать разрѣшеніе.
   -- Нѣтъ... И буду посмотрѣть... Разрѣшеніе должна приходила изъ Петерсбурхъ послѣ мене... Но только не будетъ, по тому телеграфъ дѣйствовать неможна!...
 
   Бросили его. Проѣхалъ онъ по линіи и возвратился въ Питеръ... Опять проходитъ время, а телеграфъ стоитъ.
   Въ третій разъ пріѣзжаетъ спеціально командированный чинъ.
   -- Ну, что?-- бросаются къ нему.
   -- Привезъ разрѣшеніе.
   Дешевы казенныя деньги въ Россіи, а время еще дешевле...
   И замѣтьте, это продѣлали съ человѣкомъ, имѣющимъ въ Петербургѣ громадныя связи, знакомства, силу. Что же по всему лицу великой земли Русской приходится дѣлать простымъ смертнымъ? И виноваты ли мы, что предпріимчивость наша развивается такъ туго? Одни телеграфные нѣмцы наши могутъ хоть кого довести до одури. А вѣдь у насъ во всякой щели засѣли такія мокрицы и нѣтъ такихъ громовъ небесныхъ, которые могли бы выгнать ихъ изъ этихъ привольныхъ убѣжищъ...
 
   Телеграфъ, проведенный такимъ образомъ, обошелся баснословно-дешево. Еще бы!... Проволока своя, столбы изъ своего лѣса, стаканчики сдѣланы на своихъ заводахъ. Казенныхъ строителей и техниковъ не было вовсе, а извѣстно, что одно составленіе смѣты потребуетъ больше расходовъ, чѣмъ весь телеграфъ... Проводя его здѣсь, приспособлялись къ мѣстности всюду, гдѣ находили это возможнымъ. Такъ, въ лѣсу столбовъ не ставили, а укрѣпляли проволоку къ крупнымъ деревьямъ. Сверхъ того и приспособленія свои устроены. Стаканчики усажены не на алебастровую массу, какъ въ казенныхъ телеграфахъ, а на засмоленную пеньку, которая не боится перемѣны погоды и той или другой температуры. Въ то время, какъ казенные поэтому зачастую разрушаются, здѣшніе держатся очень долго.
 
   Финалъ этого дѣла всего комичнѣе.
   Къ двумъ существующимъ проволокамъ телеграфа, которыя, по словамъ мундирныхъ техниковъ, не должны были дѣйствовать, правительство потомъ попросило у владѣльца позволенія прибавить свою третью проволоку и пользуется ею. Это ли не комедія!...
 
   Всюду, гдѣ я ни посѣщалъ здѣсь телеграфныя конторы, работающіе въ нихъ телеграфисты въ сѣрыхъ армякахъ производили на меня самое отрадное впечатлѣніе. Осмысленныя лица ихъ и сознательная работа на вашихъ глазахъ невольно подкупали наблюдателя. Видишь, съ какими малыми средствами можно у насъ дѣлать большое дѣло, лишь были бы энергія и предпріимчивость, въ отсутствіи которыхъ, разумѣется, не мы виноваты. Въ то же время, видя эти дешовыя дороги, эти ни во что не обошедшіяся телеграфныя сообщенія, невольно задаешься вопросомъ, сколько лишнихъ денегъ -- этого вычеканеннаго въ металлъ народнаго трудоваго пота -- тратитъ казна на свои дорогія и, правда, не лучше служащія ей сооруженія. Въ такомъ ли видѣ были бы наши финансы, наше экономическое благосостояніе, еслибы хозяйственные способы, лѣтъ двадцать тому назадъ, смѣнили привольно практиковавшееся и никого не удивлявшее "хищеніе"?... Именно "хищеніе",-- благо хоть терминъ подходящій придумали... Интересно было бы сосчитать, сколько ушло такимъ образомъ милліардовъ и гдѣ, въ чьихъ загребистыхъ лапахъ, они находятся теперь,-- интересно хоть какъ урокъ для будущаго!...
 
   Кстати привести здѣсь нѣкоторыя цифры, относящіяся къ этому дѣлу.
   Первыя 105 верстъ здѣшнихъ телеграфныхъ сообщеній, считая тутъ же и цѣнность аппаратовъ, всего обошлись въ 4.450 рублей. Ежедневное содержаніе телеграфовъ съ ихъ ремонтомъ стоитъ заводамъ около 1.500 рублей.
  

IV. Дядьково и хрустальная гута.-- Копченые воробьи.-- Рабочіе типы.-- Стеклянный кисель и хрустальные метеоры.

 

   Въ Дядьковѣ у станціи желѣзной дороги стоялъ чрезвычайно оригинальный экипажъ, что-то похожее на небольшой омнибусъ со входомъ позади и скамейками по бокамъ. Сверху на тонкихъ перекладинахъ держался кожаный зонтикъ съ полами, падавшими внизъ ихъ можно было застегивать и отстегивать отовсюду. Экипажъ этотъ запряженъ былъ превосходными лошадьми собственнаго завода, полученными отъ скрещиванія породъ верховой и крымской, доставляемой изъ таврическаго имѣнія "Гайванъ". Кони эти красивы и сильны, съ ровною, размашистою рысью. Они неутомимы при долгихъ переѣздахъ. Они насъ мигомъ домчали къ господскому дому, передъ небольшимъ прудомъ. Величавая аллея вѣковыхъ березъ ведетъ къ главному подъѣзду... Отсюда видна часть села съ большою бѣлою церковью, стоящею на холмѣ, и строеніями гуты, изъ которыхъ клубился дымъ, подымаясь прямо къ безоблачному, ясному небу...
 
Еще дальше виднѣлись каменные и деревянные дома мѣстныхъ крестьянъ, выстроенные на широкую ногу. Это скорѣе напоминаетъ уѣздный городокѣ, чѣмъ село, заброшенное въ глуши и живущее только однимъ хрустальнымъ производствомъ. Большія двухъэтажныя кирпичныя зданія больницы, конторы, магазина, двѣ крестообразно пересѣкающіяся, улицы обставленныя хорошими постройками, кучи дѣтей на улицахъ, обиліе воздуха и простора -- производятъ чрезвычайно свѣтлое впечатлѣніе послѣ деревень, еще недавно мучившихъ душу своею неприглядною и безвыходною нищетой. Кромѣ прудовъ, работающихъ на заводъ и шлифовальни, черезъ Дядьково бѣгутъ еще три рѣчонки: Ольшанка, Жировка и Бѣлая, придающія лѣтомъ много очарованія этому пейзажу съ густыми березовыми рощами посреди села, съ пышною каймою стараго, кондоваго лѣса, подымающагося тутъ же за околицей.
 
   Живой, энергическій старикъ, на обрамленномъ сѣдою бородой лицѣ котораго невольно выдавались умные сѣрые глаза, встрѣтилъ насъ въ господскомъ домѣ., Небольшаго, роста, лѣтъ осьмидесяти, онъ былъ быстръ въ движеніяхъ и силенъ, какъ молодой человѣкъ. Потомъ, когда я узналъ его ближе, я не разъ изумлялся неутомимости и выносливости этого на диво сложеннаго, точно для самой работы созданнаго природою на образецъ человѣка. По никогда не ослабляющейся энергіи онъ казался моложе насъ. Полную характеристику этой замѣчательной личности я дамъ въ слѣдующей главѣ. С. И. Мальцовъ былъ одѣтъ въ сѣрый армякъ, такой же, какой я видалъ и на его рабочихъ. Въ ту минуту, когда мы вошли къ нему, онъ живо и горячо спорилъ о чемъ-то съ однимъ изъ своихъ управляющихъ изъ крестьянъ, одѣтымъ въ такой же непритязательный костюмъ...
 
   -- Очень радъ васъ видѣть... Милости просимъ, смотрите и наблюдайте,-- здѣсь есть что замѣтить!
   Слишкомъ много даже, какъ оказалось впослѣдствіи,-- настолько много, что на первый разъ я, уже привычный къ поѣздкамъ такого рода, просто растерялся въ обиліи интереснаго матеріала для наблюденія и не зналъ, на чемъ именно остановиться... Въ первый же день я рѣшилъ осмотрѣть знаменитую здѣшнюю гуту, т. е. хрустальный заводъ.
 
   Хрустальное производство въ родѣ Мальцовыхъ ведетъ свое начало еще съ того времени, когда Русь порвала всякія сношенія съ Ганзой. Тогда одинъ изъ Мальцовыхъ отправился за границу и тамъ на мѣстѣ изучилъ новое для Московскаго княжества производство. Назадъ онъ вернулся уже знатокомъ хрустальнаго дѣла, да кстати привезъ со собою и мастеровыхъ "бусурманскихъ", изъ нѣмцевъ. Для устройства гуты ему отвели землю близъ Трубчевска, а потомъ заводъ, уже дѣйствовавшій и работавшій на Москву, былъ переведенъ въ Гжатскъ. Весь этотъ округъ находился, какъ здѣсь говорятъ, "подъ Мальцевыми". Они не только были хозяевами гуты, они воеводствовали въ этомъ краѣ. Ихъ въ свое время жаловали гербами, помѣстьями, уѣздами, но дѣла своего они не оставляли и прадѣдъ нынѣшняго владѣльца перенесъ свой хрустальный заводъ въ Радицу, гдѣ теперь производится оконное стекло. Въ 1790 году секундъ-майоръ Иванъ Мальцовъ нашелъ лучшимъ устроить большой хрустальный заводъ въ Дядьковичахъ, или нынѣшнемъ Дядьковѣ.
 
   Гута поставлена на берегу богатаго водою источника, въ который нѣсколько пониже впадаютъ три рѣчки: Ольшанка, Жировка и Бѣлая. Ихъ водою пользуются шлифовальни и другія отдѣленія завода. Кварцевый песокъ на гуту привозится изъ Жиздринскаго и Дмитровскаго уѣздовъ. Поташъ доставляется съ Нижегородской ярмарки водою до Калуги. Изъ Бѣлевскаго и Новгородъ-Сѣверскаго уѣздовъ привозится глина, необходимая для дойницъ -- громадныхъ вмѣстилищъ, гдѣ варится стекло. Прежде ее доставляли сюда даже изъ Финляндіи. Кварцевый песокъ на фабрику идетъ теперь свой, потому что его нашли достаточно въ Жиздринскомъ уѣздѣ. Передо мною цѣлыя горы этой серебристой, мягкой, сверкающей подъ солнцемъ массы. Во Франціи кварцевый песокъ нѣсколько лучше, потому и работать изъ него легче и дешевле. Около -- паровая мельница для кварца, откуда доносится грохотъ жернововъ. Мы входимъ. Въ воздухѣ стоитъ бѣлая пыль, какъ и на мучной мельницѣ, лица, платья, волосы рабочихъ покрыты ею. По два жернова ребромъ бѣгаютъ въ каждой формѣ вокругъ ея оси и мелютъ кварцъ. Бѣлый налетъ сѣлъ на стѣны, имъ дышешь, онъ заползаетъ въ носъ, въ глаза, въ уши.
 
   -- Трудно?-- обращаюсь я къ рабочему, внимательно слѣдящему за бѣгунками.
   -- Чего трудно!... Эта работа -- легкая. Въ гутѣ трудно, потому тамъ на жарѣ передъ печью... А тутъ ничего.
   -- Ну, а грудь не болитъ?
   -- Чего ей болѣть!... Привышна.
   Какія желѣзныя легкія нужны для этого!
   Отсюда кварцъ поступаетъ вверхъ, въ амбары. Онъ уже совсѣмъ готовъ для плавки.
   Рядомъ поташъ осаждается въ чугунныхъ котлахъ... Въ воздухѣ стоитъ специфическій запахъ. Блѣдныя лица завѣдующихъ этимъ дѣломъ кажутся еще болѣе блѣдными отъ полумрака, царствующаго здѣсь.
 
   Готовыя уже массы матеріала доставляются къ гутѣ -- громадному каменному зданію, внутри котораго, подъ высокою кровлей, гдѣ скопляется сумракъ, топятся и ярко сверкаютъ огневыми зѣвами своими три колоссальныхъ печи. Подходя ближе, вы замѣчаете, что каждая изъ нихъ устроена на двѣнадцать устьевъ, т. е. на двѣнадцать дойницъ. Въ каждой дойницѣ плавится по двадцать два пуда массы, смѣшанной съ битымъ хрусталемъ. Нужно двѣнадцать часовъ, чтобы масса сварилась. Изъ заставленныхъ заслонками устьевъ вырываются языки краснаго пламени. Отворили заслонки -- и точно солнце сверкнуло намъ въ глаза. Совсѣмъ бѣлый солнечный блескъ. Едва замѣчиваются въ этомъ ослѣпительномъ сіяніи тоже бѣлые, раскаленные края дойницъ, сдѣланныхъ изъ англійской огнеупорной глины.
 
   -- Молочко наше пришли посмотрѣть?-- встрѣтилъ меня сумрачный рабочій, возившійся у одного изъ устьевъ.
   Сравненіе дѣйствительно было вѣрно.
   Расплавленное стекло казалось яркимъ, самосвѣтящимся густымъ молокомъ. Рабочій зачерпнулъ его концомъ прута. Сумракъ, густившійся кругомъ, разомъ освѣтился. На желѣзномъ прутѣ бѣлымъ молочнымъ блескомъ ярко горѣлъ и тянулся длинными нитями комъ расплавленной массы...
 
   -- Вы завтра приходите, когда работа будетъ. Тогда у насъ интересно,-- пригласилъ меня завѣдующій гутой крестьянинъ Хобаровъ...
   Внизу -- темные ходы подъ гуту. Мы спустились туда... Мрачные кирпичные своды озаряются только краснымъ зловѣщимъ отблескомъ дровяныхъ печей, устроенныхъ подъ стекловарнями. Мы обходили вокругъ какими-то жилами, узкими и тѣсными, точно черви проточили ихъ въ этой каменной, прочной, на вѣкъ сложенной, массѣ. Температура выше египетской, совсѣмъ какъ въ банѣ на полку, когда услужливый малецъ швыряетъ въ каменку шайку за шайкой воды и удушливый зеленый паръ набѣгаетъ оттуда и клубится подъ потолкомъ. Вонъ около одной изъ печей -- сухой торсъ. Точно натурщикъ, стоитъ голый рабочій и преравнодушно смотритъ въ огонь. Другой рядомъ въ томъ же костюмѣ невинности подставилъ въ этой, и безъ того убійственной, жарѣ спину къ огню, а самъ беззаботно чинитъ себѣ штаны, не обращая вниманія на то, что злобные красные языки пламени дорываются къ самому его тѣлу... Оставляя эти печи, опять погружаешься во тьму и прохладу кирпичныхъ жилъ, гдѣ на первыхъ порахъ даже жутко становится. Такъ и кажется, что вся эта масса камня осядетъ и похоронитъ тебя подъ собою. Внизу въ печахъ, между дровами, пузырится, вскипаетъ, трескается и взрывается яркими звѣздами стеклянная лава.
 
   -- Какъ она попала сюда изъ варницъ?
   -- А бросать не умѣютъ. Мимо дойницъ прямо сюда и проскочила сверху.
   -- Куда же ее?
   -- Какъ выгребемъ, на простые стеклянные заводы, на бутылки, на грубыя издѣлія разныя пошлемъ. У насъ ничего не пропадаетъ.
   Лава эта играетъ роль шлаковъ на желѣзныхъ заводахъ. Такъ же, какъ и они, горитъ красивымъ зеленымъ блескомъ и также тутъ не идетъ въ дѣло... Вернувшись на верхъ, мы вздохнули съ видимымъ облегченіемъ. Намъ показали спеціальную печь для варки колоритнаго хрусталя, другія для прокалки въ высокой температурѣ уже готоваго хрусталя -- ранѣе, чѣмъ онъ подъ тисками приметъ должную форму. Вонъ громадная печь съ окномъ, гдѣ прокаливаются и выравниваются зеркальныя стекла. И все это сегодня было пустынно и безлюдно. Праздникъ,-- работы нѣтъ. Только огонь дѣлаетъ свое дѣло, да стеклянное молоко съ глухимъ шумомъ и всхлипываніемъ кипитъ въ дойницахъ.
 
   На другой день гута была неузнаваема.
   Я остановился на ея порогѣ и долго оріентировался прежде, чѣмъ могъ дать себѣ отчетъ, куда идти, что дѣлать, гдѣ смотрѣть.
   Гомонъ подъ высокою кровлей гуты; вокругъ стекловарницъ толпились цѣлые таборы рабочихъ... Какіе-то огненные комья летали въ воздухѣ; на первыхъ порахъ я даже не различилъ, что это такое. Дѣти массами мелькали между взрослыми отъ печей и къ печамъ; схватывая что-то ярко горящее, они убѣгали куда-то и опять являлись крикливыми толпами. Что-то спѣшное, лихорадочное совершалось кругомъ; слышался, сквозь говоръ и крики толпы, стукъ какихъ-то стеклянныхъ массъ, топотъ сотенъ ногъ, клокотаніе расплавленной жидкости въ дойницахъ, трескъ дровъ снизу... На встрѣчу попадались потныя, насупившіяся лица, люди съ открытой грудью, изнемогавшіе отъ зноя,-- бабы, торопившіяся куда-то и мигомъ возращавшіяся назадъ. Стекловарницы горѣли всѣми своими устьями, слѣпя глаза солнечнымъ блескомъ этого свѣтящагося молока. Вокругъ стояла адская жара. Съ непривычки нельзя было и нѣсколько минутъ простоять на мѣстѣ. Когда я подошелъ къ одной печи, мимо меня то и дѣло пробѣгали къ другой, прокальной, дѣти восьми, десяти лѣтъ, неся туда на лопатахъ уже готовыя, но еще горящія краснымъ огнемъ, точно они сдѣланы были изъ отвердѣвшаго пламени, хрустальныя блюдца, солонки, пепельницы, раковины, стаканы, лампады и тысячи другихъ предметовъ, какъ-то мѣшавшихся въ глазахъ и въ памяти въ одну общую массу. Огни, мелькавшіе въ воздухѣ, оказались комьями стекла, выхватывавшагося изъ дойницъ на концахъ желѣзныхъ трубочекъ. Помахавъ такимъ комомъ въ воздухѣ и заставивъ его удлиниться, рабочій начиналъ дуть въ трубочку, огненный комъ пузырился, внутри образовывалась пустота, все увеличивавшаяся и увеличивавшаяся отъ притока воздуха... Потомъ тотъ же рабочій опускалъ этотъ горящій стеклянный пузырь въ деревянную форму, продолжая дуть въ трубочу, и стекло принимало требуемый видъ. Другой въ это же самое время обжималъ горлышко пузыря, третій обрѣзалъ его концы; изъ формы вынималась бутылка или графинъ уже готовый, но еще красный, точно какъ и тѣ вещи, о которыхъ мы сказали выше, состоявшій изъ отвердѣвшаго пламени, разбрасывавшій кругомъ рубиновыя искры.
 
 
Ребятишки толпились уже около. Очередной хваталъ бутылку и бѣгомъ передавалъ ее въ прокаливающую печь. Отсюда она поступала въ другую печь, гдѣ ее докаливали... Другіе рабочіе обрѣзывали куски отъ свѣтящихся комьевъ, сколько имъ надо, бросали эти куски въ формы, нажимали прессами -- и лампадка-пепельница или рюмка были готовы со всѣми узорами, тисненьями по мягкому еще стеклу. При этой работѣ уже стоятъ помощники. Когда, положимъ, блюдечко готово, но еще горитъ краснымъ блескомъ, помощникъ беретъ понтій (длинный желѣзный прутъ) съ кускомъ уже охладившагося хрусталя и дотрогивается имъ до донышка блюдца, оно тотчасъ же приклеивается къ хрусталю. Рабочій суетъ его на концѣ понтія въ печь и прокаливаетъ. Когда оно достаточно прокалилось, рабочій схватываетъ его и на томъ же понтіи тычетъ чуть не въ носъ третьему рабочему, который обравниваетъ вещь, поправляетъ ее, если та выгнулась, и потомъ, стукнувъ по краю, снимаетъ съ хрусталя. Готовое блюдце на лопатѣ уносятъ мальчики опять прокаливаться, но уже въ большую калильную печь, откуда также пышетъ прямо имъ въ лица невыносимымъ жаромъ.
 
   Положительно теряешься, слѣдя за всей этой лихорадочною работой, невольно жмурясь отъ сотенъ комьевъ, точно какіе-то загадочные метеоры мелькающихъ въ сумракѣ, оставляя за собою огнистый слѣдъ.
   -- Какъ это вы ухитряетесь не ткнуть кому-нибудь въ носъ или не обжечь вообще кого-нибудь этими раскаленными кусками стеклянаго киселя.
   -- Пріобвыкли. Николи этого у насъ не бываетъ, потому по скольку времени при своемъ мастерствѣ стоимъ, не зря его дѣлаемъ!
   Вонъ одинъ совсѣмъ пожелтѣвшій и высохшій отъ жары мастеръ сидитъ и ножницами срѣзываетъ края дутыхъ стакановъ. Выдуетъ ихъ изъ расплавленнаго киселя, чиркнетъ ножницами -- и стаканъ готовъ. Остается его обравнять деревянною линеечкой. Она шипитъ и горитъ отъ прикосновенія къ стеклу, но оно тѣмъ не менѣе покорно принимаетъ желаемую форму.
 
   -- Что, у васъ каждый рабочій имѣетъ свое названіе?
   -- Да. Который изъ дойницы беретъ стекло -- наборщикъ; который наливаетъ въ форму -- наливщикъ, онъ же и обжимаетъ; который обравниваетъ да отдѣлываетъ -- отдѣльщикъ; который беретъ на хрусталь и на понтій, чтобы прокалить въ печи -- грѣвщикъ. Мальчиковъ и дѣвочекъ, принимающихъ стекло, одинаково называемъ -- хлопчиками.
 
   -- Ну, а вещи,-- напримѣръ, прессъ?
   -- Это не прессъ: это -- станокъ. Это, вотъ, чѣмъ мы обравниваемъ -- липовый лубочекъ; для развертки стекла или для сжиманія шейки и ножки у насъ пожни идутъ.
   -- Ну, а вонъ тотъ, что надуваетъ хрусталь, какъ называется?
   -- Задѣльщикъ.
   Наливщикъ, отдѣльщикъ и формовщикъ составляютъ одну артель; они получаютъ съ сотни, причемъ распредѣляютъ заработокъ такъ, чтобы наливщику, котораго работа потяжелѣе, пришлось на 5 коп. больше, чѣмъ остальнымъ двумъ, уже дѣлящимся между собою по-ровну.
   -- Сколько же каждый изъ нихъ зарабатываетъ въ день?
   -- Когда-то много зарабатывали, а теперь больше рубля -- трудно.
   Прежде заработокъ былъ крупнѣе, потому что требованій на дорогія хрустальныя вещи оказывалось больше. Теперь спросъ упалъ до минимума, ибо иностранцы завалили рынки дешевымъ хрусталемъ. Прежде въ недѣлю приготовляли на здѣшнихъ гутахъ разныхъ вещей тысячъ на десять, теперь же не больше какъ на четыре. Качество французскаго кварца, напримѣръ, гораздо лучшее, притомъ же самая обработка тамошнихъ издѣлій обходится гораздо дешевле. Таможенныя пошлины тоже малы, такъ что заграничное производство убиваетъ русское.
 
   Сложныя вещи работаются у другой стекловарницы.
   Вонъ, напримѣръ, одинъ выдулъ, взбрасывая вверхъ на трубочкѣ, стеклянный пузырь, вдвинулъ его въ чашку, придалъ ему форму графина, обрѣзалъ у шейки остатки, приплюснулъ горло и подхватилъ на холодный хрусталь. Другой подбѣжалъ съ жидкою полоской стекла, обвернулъ имъ вокругъ -- и вышелъ рубчикъ. Наливщикъ посадилъ графинъ шейкой на понтій, выхватилъ другой кусокъ жидкаго стекла, приклеилъ его, придалъ ему желаемую форму -- вышли ножки. Пока графинъ еще горитъ краснымъ блескомъ, съ нимъ совершается другая операція: берется болѣе толстая сосулька, приклеивается однимъ концомъ къ шейкѣ и выгибается, приклеивается другимъ концомъ къ низу -- и выходитъ ручка. Все это дѣлается съ такою быстротой, что не успѣешь досмотрѣть толкомъ, какъ мальчикъ уже бѣжитъ съ готовою вещью въ калильную печь. Вся хитрость въ этомъ случаѣ, поворачивая вещь во всѣ стороны, сохранить ея форму и правильность очертаній. На этой работѣ хорошіе мастера могутъ зарабатывать по два рубля въ день каждый.
 
   Только часа черезъ два я могъ что-нибудь понять въ этой толчеѣ.
   Четвертая печь здѣсь устроена для цвѣтнаго хрусталя. Его приготовляютъ, примѣшивая къ составу различныя металлическія окиси. При мнѣ выдѣлывали тутъ большую церковную свѣчу. Выхватили изъ дойницы громадный, тяжелый комъ, вмѣстѣ съ трубкой наливщикъ забрался на лѣсенку и тамъ съ платформы давай раскачивать въ воздухѣ и выдувать эту массу, принявшую сначала видъ большаго арбуза, а потомъ какого-то чудовищнаго, чуть не строфокамилова яйца. Яйцо это посадили въ деревянный цилиндръ и давай его разминать, пока оно не приняло должной формы длиннаго и совершенно правильнаго цилиндра. Тутъ зарабатываютъ много. Хорошій мастеръ до трехъ рублей въ день получитъ, но для этого требуется много знаній. Особенно, напримѣръ, при отдѣлкѣ разноцвѣтныхъ свѣчей, когда приходится накладывать цилиндръ на цилиндръ разныхъ колеровъ. Шлифовальщики потомъ снимутъ частями слои тутъ или тамъ и выходитъ въ концѣ концовъ изящный и красивый разноцвѣтный рисунокъ.
 
 
   Въ общемъ вся эта картина гуты, ослѣпительно горящей устьями всѣхъ своихъ печей, въ высшей степени эффектна.
   -- Эй вы, гутенскіе воробьи, живо поворачивайтесь!-- крикнулъ управляющій дѣтямъ, бѣгавшимъ у печей.
   -- Почему вы ихъ такъ называете?
   -- Да вѣдь, ишь, черномазые какіе, совсѣмъ какъ наши воробьи, что подъ крышей живутъ.
   -- Гдѣ это?
   -- Да вверху. Воробьи страсть это тепло и дымъ любятъ,-- ну, и прокоптятся въ немъ. Гутенскіе воробьи что трубочисты -- сплошь въ сажѣ. Они у насъ и гнѣзда тутъ между балками вьютъ.
   Дѣйствительно, только теперь я обратилъ вниманіе на кровлю, между ея балками сновали цѣлыя стаи воробьевъ. Когда гомонъ въ гутѣ нѣсколько утихалъ, оттуда слышалось ихъ веселое и суетливое чириканье. Изъ трубъ стекловарницъ клубился вверхъ густый черный дымъ, и они то и дѣло пролетали черезъ него,-- очевидно, это доставляло имъ особенное удовольствіе. Тысячи гнѣздъ лѣпилось у балокъ и стѣнъ кровли.
   -- У нихъ и маленькіе, только изъ яйца вылупятся, сейчасъ же прокоптятся.
   -- Наше дѣло чистое, оттого и птицы его любятъ!-- философски замѣтилъ старый рабочій около.
   -- Наша работа самая справедливая!-- согласились рядомъ другіе.
 
   Гдѣ-то ударили въ колоколъ... Зазвонили и около гуты.
   Рабочіе точно ждали этого,-- разслышали сквозь свистъ пламени въ стекловарняхъ, сквозь бульканіе и кипѣніе киселя, сквозь грохотъ паровой машины. На перегонку бросились къ выходу. Не прошло и минуты, какъ гута опустѣла... Точно въ ней никого и не было, только воробьи чирикали подъ бревнами кровли, да ярко свѣтились печи въ сумракѣ этого громаднаго кирпичнаго сарая... Гдѣ-то уже далеко, далеко слышался говоръ разбѣгающейся толпы.
 
   -- Что это, обѣдать?-- спрашивалъ я у старика, оставшагося со мною.
   -- Да. Два часа имъ полагается, а потомъ опять сюда... Десять часовъ въ сутки работаютъ у насъ.
   -- Тухнутъ ли когда-нибудь эти печи?
   -- Нельзя ихъ тушить: каждый разъ снова разжигать -- дорого будетъ стоить.
   -- А во время праздниковъ?
   -- Народъ по недѣлѣ не работаетъ, а печи держутся. Закроемъ ихъ заслонками и шуруемъ (топимъ) снизу. Работа наша трудная!-- прибавилъ онъ немного спустя.-- Это, которые думаютъ, что на чугунныхъ заводахъ труднѣе,-- совсѣмъ неправда!
   -- Утомительна?
   -- Нѣтъ. Тутъ больше сидятъ... Вотъ наливщикамъ, тѣмъ, которые надуваютъ стекло, тѣмъ и еще тяжелѣе. Грудь у нихъ хлибнетъ.
   -- Значитъ остальнымъ легче?
   -- Какъ сказать?... Теперь около печи сидишь -- паритъ тебя. На холодъ выскочишь, ойметъ тебя морозомъ,-- ну, и будь доволенъ!... Другіе отъ жары лѣтомъ прямо въ прудъ бѣгутъ; окунется и -- готовъ, тащи въ больницу. Больница у насъ точно хорошая, а только на нашемъ дѣлѣ помереть легче легкаго. Теперь, которые шлифовальщики тѣ грудью слабнутъ, чахотка сейчасъ у нихъ.
   Вообще нигдѣ и никогда я не встрѣчалъ у крестьянства легкихъ работъ.
Категория: История с 1790 по 1917 год. История Мальцевского промышленного района | Добавил: любослав (18.03.2017)
Просмотров: 593 | Рейтинг: 0.0/0
Всего комментариев: 0
Добавлять комментарии могут только зарегистрированные пользователи.
[ Регистрация | Вход ]