Сайт истории г. Дятьково
и Дятьковского района

Как царь крепостого наградил.

Анатолий Изотов. Из книги: "Жил человек в Дятькове".

История свидетельствует, что многие самоучки и металлурги XIX века трудились над созданием стали. В России известный Амосов намного раньше Круппа отлил первую стальную пушку, а П. М. Обухов, продолжил его дело, я Златоусте наладил производство нового оружия для оснащения русской армии.

Отлитая из его, обуховской, дешевой стали кираса была лучшей в Европе, а пушка, давшая   при испытании четыре тысячи выстрелов, позволила покончить с монополией Круппа в русской артиллерии. Это были семидесятые годы XIX-ого века. Уже весь мир знал ти­гельную, бессемеровскую, мартеновскую сталь. Над.  совершенствованием технологии ее получения тру­дился молодой ученый Д. К Чернов. Путь этих людей проследил и своей исторической миниатюре '"Секрет русской стали" известный писатель В. С. Пикуль. Но если заглянуть в самое начало поиска тайны русской стали, то откройся еще одна станица истории, связанная с именем Семена Ивановича Бадаева, патриота России, металлурга-самоучки, создателя оригинального способа производства инструментальной стали, которая получила название "бадаевская". Она облада­ла значительной мяткостью и отлично сваривалась, превосходя и этом лучшие известные к тому времени образцы сталей. Талант Бадаева высоко ценился в России. Об этом свидетельствует тот факт, что за свое изобретение он был выкуплен царским правительством у владельца металлургическим заводом и принят на службу в казенное предприятие. Некоторые данные о жизни и деятельности С. И. Бадаева можно узнать из Большой советской энциклопедии. Например, что он родился в 1778 году в деревне Верхи Брянского уезда Орловской губернии. (Деревня находится и сейчас в нескольких километрах от города Фокино Дятьковского района. Примеч. автора.) Сведений из других источников слишком мало, они до конца не изучены. А жизнь его интересна еще и тем, что как бы разделилась между двумя столетиями. Семен Иванович был свидетелем важных исторических событий: Отечественной войны 1812 года и восстания декабристов. Он жил и творил, когда жили и творили Г. Р. Державин и Н. М. Карамзин, В. А. Жуковский, А. С. Пушкин, А. С. Грибоедов Н. Г. Чернышевский, Ф. И. Тютчев, И. А. Крылов, Ф. М. Достоевский, А. И. Герцен, и многие другие великие сыны России. Он тоже был великим в своем деле,

... По случаю рождения второго сына, Петра, будущего великого композитора, в доме Чайковских собралась почти вся интеллиген­ция Воткинска. Сюда был приглашен и 62-летний горный чиновник Семен Иванович Бадаев с двумя дочерьми. Раньше он не любил ходить по гостям, ссылаясь на занятость и болезни. На самом же деле всякие собрания ему опротивели. Находились завистники, придиравшиеся к его якобы неудачным опытам, ехидно намекав­шие, что он из крепостных крестьян и лаптем щи хлебал, а теперь каждого поучает.

Унижения бездарностей приводили Семена Ивановича в ярость и, как он ни сдерживался, в конце концов выливал ее на обидчиков. Собрание или вечеринка кончались скандалом, после чего на него строчили доносы в Петербург.

Другими отношения стали три года назад, когда начальником Камско-Воткинских заводов был назначен Илья Петрович Чайков­ский, который переехал со своей женой и девятилетней дочкой в Воткинск. Он учился в Петербурском Горном корпусе и по окон­чании его стал талантливым инженером. Много путешествовал, изучая недра России. В Новгородской и Псковской губерниях исследовал соляные источники, а в Зауралье месторождение золо­та. Став во главе заводов, которые имели большое государственное значение, он горячо взялся за преобразования, собрал вокруг себя способных инженеров, полностью доверял Бадаеву. При нем на воткинских заводах стали широко применять новый способ вы­плавки железа путем пудлингования, что позволило не только увеличить объемы производства, но и произвести целый переворот в деле обработки металлов. Еще Илья Петрович был мягким, сердечным, жизнерадостным и общительным человеком. Очевид­цы свидетельствуют, что он готов был прийти на помощь всякому, кто бы ни попросил. При нем жизнь рабочих стала светлее настоль­ко, насколько было возможно в условиях крепостного права. Он хлопотал об открытии школы для обучения молодежи, благоуст­ройстве жилищ, следил, чтобы в заводских лавках были доброка­чественные продукты. За все эти старания и нововведения Илья Петрович впоследствии поплатился своей должностью, возбудил недовольство высшего начальства. Ему придется, прожив в Воткинске более десяти лет, подать в отставку и уехать сначала в Москву, а затем в Петербург. Но это случится уже после смерти Бадаева. В доме Чайковских Семен Иванович чувствовал домашнее спокойст­вие, уважение к себе, поддержку. Она так ему была нужна сейчас, когда после смерти жены здоровье его шло на убыль, он стал плохо видеть. Каждое посещение дома Чайковских было событием и на­долго оставалось в памяти. Вот недавно пришлось слушать меха­нический орган, выписанный Ильей Петровичем из Петербурга. Интересная штука: вставляешь в орган металлический валик, на котором выбиты мелкие шипы и закорюки, заводишь пружинный механизм — и начинает литься чудесная мелодия. Как-то даже пробовал под орган танцевать, вот смеху было. Сняв шляпу и отдав ее Халиту (Халит-отставной солдат-башкир, прислуживавший Илье Петровичу. Примеч. автора), он, подойдя к зале, услышал звуки фортепиано. Играла жена Чайковского Александра Андре­евна, высокая, статная, добрая и приветливая женщина в шурша­щем шелковом платье. Она первой увидела Семена Ивановича и встала из-за инструмента. От гостей отделился глава семейства и с распростертыми руками пошел навстречу Бадаеву.

- Сударь мой, Семен Иванович. Помилуйте, где же вы пропа­даете? Все собрались, а я до сих пор без вашего присутствия не могу, не имею права поведать о важной для всех нас новости. Проходите, голубчик, милости прошу. - И, уже обращаясь к гостям, известил: - Господа, господа, послушайте, какие отзывы нынче получены с нижегородской ярмарки на нашу сталь: " Сталь Воткинского завода настолько хороша, что если ее можно покупать по выставочной цене, то английская сталь будет совершенно не нужна". Господа, это заслуга Семена Ивановича, нижайший ему поклон и наша благодарность. — Собравшаяся публика бурно зааплодировала.

- А теперь, господа, танцы и потом ужин. С вашего позволения, Семен Иванович, я приглашаю на один тур вашу дочь, танцует она великолепно.

Такое внимание, радостное сообщение взволновали Бадаева до глубины души. Он присел в кресло с мыслью завтра же ускорить проведение опытов по совершенствованию плавки стали. Сколько же он положил на них дней и ночей! Не счесть. Почти всю жизнь. Думал ли он, что так сложится его судьба? Сами собой нахлынули воспоминания, и он уже не замечал, как красиво кружатся пары: две англичанки с артиллерийскими офицерами и его две дочери с молодым доктором и Чайковским. Виделась далекая и милая сер­дцу родина, родное сельцо Верхи. О нем он вспоминал на старости лет все чаще и чаще. Очевидно так всегда бывает: человек в конце жизни приходит к ее истокам. Не важно как: во сне, наяву, в памяти. Виделись ему низкие, крытые соломой избушки, топивши­еся по-черному, угрюмые лица крепостных хлебопашцев — роди­телей. Вспоминался кузнец Гаврила Егорович Евсиков, по прозви­щу Питерщик, с которого, пожалуй, перевернулась вся его юность. А дело было так.

Однажды ранней весной, но талому снегу, вернулся в сельцо солдат Гаврила с царской службы. Вернулся в годах, а детей не нажил, хотя женат был, да жена не дождалась его, сильно болела и померла год назад. Погоревал солдат, погоревал, а делать нечего. Избенку подправил и стал жить в одиночестве. Под пасху мать испекла из запасной муки хлеба и велела солдату отнести. Зашел Семен в избенку Питерщика и с тех пор душой остался в ней. Заворожил Егорович рассказами о царской службе в Петербурге. Порой до лучин засиживались. И вот однажды после такой беседы приснился Семену волшебный город Петербург, только в тумане, лишь очертания башен угадывались. Снилось еще что-то волную­щее, но к утру все растаяло в памяти, только сердце тревожно ныло, как будто что-то предчувствуя. Сон этот потом еще дважды повторялся, и, когда Семен рассказал об этом Егоровичу, тот растолковал его так: "Вещий сон, Семенка, дорога тебе предстоит". На том сон этот и был забыт.

Бывший солдат был на все руки мастак, и помещик Безобразов повелел ему в сельце кузницу поставить. Кузницу Гаврила строил вдвоем с Семеном: так он ему приглянулся, что и работать в кузне напарником взял. Грамоте обучил. Семен — парень смышленый, цепкий, через год мог церковные книги читать. Прошло еще время. Семен уже обзавелся семьей, родился сын Алеша. Вдруг однажды к кузнице подкатили два барина. Один свой, а другой — незнако­мый, с хитрецой в глазах, в форменной белой фуражке. Посмотрел он на Семена, потрогал за плечи и говорит Безобразову: "Вот этого хлопчика я тоже заберу".

- Разоряешь, милостивый государь. Этот же через год-другой — мастер, а нынче без таковых не обойдешься.

- А мне такие и надобны, не обессудь, зря что ли тебе за каждую душу лобанчиками плачу. (Лобанчики золотая монета с изо­бражением головы царя. Примеч. автора.)

Назавтра семья Бадаевых узнала, что Семена и еще нескольких крепостных продали в работные люди на завод в сам Петербург.

- Вот и сбылся твой сон, Семенушка, — с печалью говорил Гаврила.

- Эх, — вздыхал Семен, — если бы я один был, куды ни шло. Рабство там и здесь одинаково, а то ведь женушка да сынишка невинные остаются, как мне без них теперь?

Увозили крепостных рано утром, когда еще туман с лугов не сошел. Бабы причитали, голосили. Никто не знал, свидятся ли они с мужьями и сыновьями. Староста дернул вожжи, телега дрогнула, сорвалась с места. И в этот миг что-то оборвалось у Семена в груди. Навернувшиеся слезы застилали глаза. Кто-то надрывно затянул -"А вот нынешний день, братцы, денечек тоска-горе меня обуяла..."

Хмурым осенним днем 1805 года крепостные прибыли в Петер­бург. Везли их на завод окольными путями, но и тогда Бадаев почувствовал мощь неизвестного города, который когда-то снился ему. Позже он обойдет его вдоль и поперек. Ему все будет инте­ресно: и таинственные огромные дворцы с мраморными статуями, и церковные шпили с ангелами на крестах, сфинксы с золотыми крыльями на мостах через каналы, гранитные стены Невы. На железоделательном заводе у нового барина Салтыкова Семен проработал недолго. Его выгодно перепродали другому владельцу предприятий — гвардии поручику Рогозину. Поручик любил при­глядываться к крепостным, изучать их. Делал для себя вывод, кто на что горазд, и тогда пристраивал к делу. Так, считал он, больше будет отдачи. Однажды он застал Семена за чтением книги.

- Грамотный что ли? Какому делу обучен?

И приставил его работником к швейцарскому профессору Гаттенбургу, который в металлургической лаборатории пробовал со­здать специальную сталь для петербургской медицинской колле­гии.

Профессор был знаменитый, имел несколько изобретений, и России его содержание обходилось недешево. Семен выполнял черновую работу: по команде подавал, приносил все необходимое для опытов. Приходилось часто наблюдать плавку металла. Про­фессор и не предполагал, что Бадаев впитывал все в себя и уже через год умел разбираться, какими способами получена сталь. А потом тайно стал пробовать сам проводить опыты без всякой науки. Иностранные специалисты выследили и ахнули: "А ведь русский мужик уже к открытию подходит, проглядели". Профессор зави­стливо восхищался и дивился, как сумел Семен без учения суть всей работы схватить. Видно, сам господь бог даровал ему сей талант.

Бадаеву разрешили проводить опыты, но под строгим наблюде­нием. Семен пропадал на заводе днем и ночью, и опять соглядатаи проворонили парня. А он, после сотен проб и ошибок, в 1809 году заявил о своем изобретении, создав новый способ приготовления так называемой "томленой стали".

Первые исследования показали, что она добротная и не уступает стали, полученной в Англии. Департамент горных и соляных дел сии обстоятельства довел до императора Александра I. Император повелел проверить образцы самым тщательным образом, и в 1810 году ему вновь представили результаты испытаний, а также неко­торые инструменты, изготовленные из этой стали.

Александр I слушал утренний доклад за фарфоровой чашкой его любимого напитка — крепкого переваренного чая. После доклада спросил: "Кто изобретатель?"

Зная, что император питал больше пристрастия к иностранцам, нежели к русским, докладчик побоялся признаться, что изобрета­тель из простых крепостных и побил ученого иностранца.

- Ваше величество, сий мастер постиг вершин у профессора из Швейцарии, но и сам положил много труда на благо отечества. Секрет его опытов пока никомy неизвестен.

Последняя фраза вроде бы решила дело. Император был очень самолюбив и хотел быть всегда и во всем первым. Его холодные щеки дрогнули, зарумянились, и он, как нередко бывало, половин­чато заключил:

- Мастера надо наградить, но потом. А теперь, — обратился он к своему ближайшему советнику М. М. Сперанскому, — что сообщают тайные агенты из Парижа?

Скоро на заводе Бадаеву объявили о высочайшем повелении: наградить золотой медалью на Владимирской ленте и заплатить за него из казны, выкупив у владельца Рогозина.

Бадаев стал свободным. Департамент тут же предложил ему выбрать место для строительства фабрики и наладить выпуск стали по его способу. В ней сейчас была особая нужда: наполеоновская армия росла, угрожая России.

Семен Иванович выбрал Воткинск, где железоделательный за­вод был заложен еще Петром I и железо производилось самое высококачественное из лучшего чугуна. Приехал он сюда не один, вместе с женой и сыном, вызванными из Верхов.

Воткинск — небольшой заводской городок на берегу огромного тянущегося на тринадцать верст пруда при слиянии трех речек, в двенадцати верстах от многоводной Камы. Местность глухая, ма­лонаселенная. Кругом огромные леса с затерянными в них дере­вушками и селами. До уездного города семнадцать верст, а до губернского, Вятки, — более двухсот. До Москвы и Петербурга приходилось ехать на лошадях не менее трех недель. Вот так долго и нелегко добиралась до места назначения счастливая семья Бада­евых. Но горе от радости недалеко ходит. Народив еще двух девочек, жена вскоре заболела и умерла. На заводе тоже последо­вали неудачи. Бадаев редко бывал дома, ночевал в лаборатории. Однажды пришел домой с воспаленными, красными от бессонницы глазами. Они долго слезились, плохо видели. Потом зрение восста­новилось, и вновь он засел за опыты. Что только ни эксперимен­тировал мастер литья Бадаев! Варил сталь в горшках на специально разработанном горне, цементировал металл в печи особой конст­рукции. Для опыта брал железные прутья, обмазывал их глиной и долго накаливал на огне. Затем проковывал и вновь "томил" с добавкой древесного угля. И опять копал.

В начале 1812 года Бадаев отправил в Петербург несколько опытных брусков полученной стали. И скоро пришло поздравление с успехом. Заводу указано продавать новую сталь в казенные места по цене наравне с английской. Через год завод впервые в России наладил выпуск инструментальной стали и отправил ее караваном по Каме и Волге. Из стали другие заводы производили заварные сверла и высверливали пушки на величину необходимых калибров. После этого проводились испытания на полигонах. Изготовляли также зубила, резцы для обточки пушек.

К тому времени в Воткинске закончилось строительство новой фабрики, и департамент горных и соляных дел приказал выделы­вать сталь по методу Бадаева безостановочно. Завод приготовил около двух тысяч пудов стали, а через несколько лет уже отправлял потребителям ежегодно около тринадцати тысяч пудов различных сортов. Сталь широко использовалась в медицине. Сам профессор Пирогов испытывал инструменты и весьма похвально о них отзы­вался.

Бадаев успешно проводил новые опыты по совершенствованию получения литой стали, сплавлял ее с другими металлами.

В 1824 году на стол в кабинете нового царя Николая I легло представление о награде Бадаева по случаю изобретения им пла­тиновой стали. Царь оказался не слишком щедрым и дал распоря­жение отметить изобретателя премией в пятьсот рублей. Два года спустя Семена Ивановича наградят знаком отличия за 15 лет беспорочной службы.

Бадаев в деньгах не нуждался. Его годовой оклад составлял 1200 рублей — самый высокий после окладов трех высших чиновников на Боткинских заводах. Чин его — горного чиновника — соответ­ствовал чину штабс-капитана.

В 1830 году по заданию департамента он временно переезжает в Петербург и работает в лаборатории Горного корпуса над при­готовлением совершенно новой литой стали, сходной с булатом или вутцем.

В газете "Северный муравей" автор статьи отмечал: "Занимав­шийся опытами искусный в сем деле горный чиновник г-н Бадаев показывал мне столь отличные образцы литой стали... что они вряд ли уступают настоящему булату".

А какие отзывы получал изобретатель с выставок в Москве и Петербурге!

Помнится...

- Папенька, папенька, — прервал воспоминания голос одной из дочерей. — Илья Петрович к столу просят, поднимайтесь. Что с вами? На вас лица нет!

- Ничего, ничего, просто немного устал.

Утром Семен Иванович разболелся не на шутку и не смог пойти на завод. Пролетели два дня. На третий стал собираться на службу. Дочери просили отлежаться еще немного, попить медку с травами, на что Бадаев отвечал:

- Страх меня берет; боюсь, что когда-нибудь утром проснусь, а глаза открыть не смогу и ничего боле не увижу. А мне, голубуш­ки, мастеров Тульского завода обучить ремеслу надобно да посмот­реть за сыном, все ли у него порядком идет. Ему ведь придется все свои дела передавать.

На старости лет его снова постигнет горе. Он потеряет сразу двух дочерей, и жизнь потом держалась только надеждой на Алексея, ставшего уже, как и отец, горным чиновником. Еще пятнадцатилетним он был определен в Горный кадетский корпус в Петербурге и уже в 25 лет стал смотрителем металлургических фабрик в Воткинске. В заводском учебном обществе составлял описания способов изготовления стали.

Опыты С. И. Бадаева во многом предопределили успехи других известных металлургов на пути к созданию новых технологий получения русской стали.

Семен Иванович умер в 1847 году, за год до отъезда Чайковских из Воткинска. Хоронили его все жители и служащие завода, семьи англичан, офицеры, состоявшие при заводе. В гроб рядом с телом положили небольшой слиток драгоценной бадаевской стали.