Сайт истории г. Дятьково
и Дятьковского района

Мы едем по старому шоссе. С холма на холм перебрасывается оно , то забегая в леса, то раскидываясь по зеленеющим уже по­сле вчерашнего тёплого дождя полям. Весь этот весенний пейзаж  ещё красивее кажется в утренней дымке. Деревья после ночно­го сна точно расправляют свои ветви в прохладном воздухе. На­право и налево из лощин навстречу нам выбегают любопытные, опушенные садиками, деревни. Ранний дымок курится изо всех труб; где-то неистово орут деревенские фальцеты - петухи, за­бирая такие ноты, что любой итальянский певец побледнел бы от зависти.

Мы то и дело перегоняем артели рабочих, пробирающихся после долгих праздников на заводы. Вон деревенька всползла на самое темя холма. Взъехав туда, мы и впереди и позади видим пригорки за пригорками; одни едва мерещатся, другие мягко круглятся под нашими ногами. В тонких берегах по лощинам капризно извиваются выбежавшие из лесу речонки. Темно-зелёным бархатно стелятся озими; ещё темнее кажутся они потому, что первые ростки поднялись из черных комьев ещё сырой земли. Ранние цветы кое-где уже подняли по лугам свои голубые головки.­ Овсянки и жаворонки празднуют возврат весны на тихих полях этого трудового края.

Вон, вдали, показалась масса изб и кирпичных домов. В утрен­нем тумане еще воздушнее кажется красивая белая церковь, с честью занявшая бы место в любом губернском городе. Здесь, впрочем, все таковы. Дятьковская, людиновская, радицкая церкви ещё изящнее и богаче.

По мере того, как мы подъезжаем к Любохне, солнце разгорается все ярче и ярче, туман уносится в голубой простор недосигаемого  неба. Теперь даже петухи, оравшие во всю дорогу успокоились.  Тишина охватила окрестности...

Когда-то здесь стоял большой сахарный завод, но производство оказалось столь невыгодным, что его пришлось закрыть с заметною переменой климата свекловица здесь перестала  вызревать, а привозить её издали невозможно. Когда сахар перестали варить, местное крестьянство осталось было без работы. Его тот и час же заняли на водочном заводе, ещё и до сих пор действующем, и на других, о которых мы скажем ниже. Первый сахарный завод в России был выстроен отцом нынешнего Мальцова в Любохне, в одно и то же время с Наполеоном, вводившим это про­изводство во Франции. В Киеве поставлен памятник Бобринскому, как основателю этого дела, тогда как Бобринский приезжал сюда учиться ему у Ив. Акинф. Мальцова. Мальцов же уговорил его купить для этого имение в Смеле, на юге. В Москве для мальчиков - воспитанников Ив. Акинф. нарочно выстроил маленький сахарный завод, чтоб они приучались к делу.

Здание прежнего сахарного завода в Любохне не пропадет да­ром. В 1882 году ещё здесь будет открыта громадная бумажная фабрика. Мы проходим в это помещение мимо колоссальных бо­чек. Прежде в них хранилось выделывавшееся здесь шампанское, теперь - водка. Оставив их за собою, мы входим в полировальню. Большие каменные точила, приводимые в движение водяным колесом, быстро вращаются в сумраке этой мастерской. Словно они хотят наперегонки перещеголять одно другое. Массы утюгов, доставленных с чугунолитейных заводов, сложены около. Приве­зённые вчерне, отсюда они выходят отполированными и отделан­ными совсем. Пар стоит в воздухе, вода грохочет внизу, точно злится на колеса, что поднимают её вверх, разбрасывая под по­толком на мириады брызг. С злобным шипением сбегает она с ободка колеса, чтобы сейчас же опять быть захваченной вверх.

В этой мастерской за обточкой и полировкой утюгов работает до 30 человек народа, приготовляющего в год до 10000 пудов.

Вот, наконец, и самый бывший сахарный завод. Запустение пока полное. Встревоженные голуби, когда мы взошли сюда, со­рвались с мест и забились в уцелевшие стёкла окон Везде бал­ки, руины, кучи мусора, остатки кирпичной кладки. Ещё цела громадная камера, где когда-то варился рафинад, отпускавшийся отсюда ежегодно в количестве 100 000 пудов; около была белильня. Два громадных пузатых говардовских аппарата для варки в одном - свекловичного сока, в другом - патоки ещё торчат на своих местах, сиротливо поглядывая на окружающие их развали­ны. Солнце весело играет на их меди, лучи скользят и в тёмные углы, где лежат всё те же балясины, остатки полов и закрепы. Здание когда-то было выведено в четыре этажа; теперь всё это рухнуло, уцелели одни стены. Когда-то на месте этого завода стояла домна, принадлежавшая Голынским. Вырубив свои леса, Голынские принялись за леса окрестных владельцев. Единственным памятником хозяйства Голынских оказываются безлесые про­странства вокруг Любохны.

Я всегда с сожалением смотрю на закрытые фабрики, оста­новившиеся заводы, на опустошённые имения, упразднившиеся мастерские, где когда-то кипел труд, а теперь только пауки по углам плетут свою паутину, да птица ищет прибежища от непо­годы. Пусть солнце ложится сюда широкими просветами сквозь зияющие окна, пусть под прогнившими балками крыши воркуют голуби, - потрескавшиеся стены, обвалившаяся штукатурка, пле­сень, затянувшая углы, какие-то белые грибы, выросшие внизу в вечном сумраке подвалов — всё говорит душе, что здесь давно небывала нога человека.

Скоро на месте этой мерзости запустения закипит вечная су­ета неугомонного труда, из высоких труб завода повалит дым, застучат и запыхтят паровики, задвигаются колёса и приводы, и сиротливый теперь Говардов аппарат опять найдёт себе какое-нибудь дело... Тогда, разумеется, эта воскресшая развалина не будет производить такого тяжёлого впечатления...

Недалеко отсюда — пивоварня. В ней орудует немец, на жаловании у Мальцова. За год он здесь приготовляет 20000 ведер пива превосходного вкуса и без всяких вредных примесей. Работает здесь 25 человек мужчин и женщин. Вознаграждение получают они: мастера от 15 до 18 руб. в месяц, чернорабочие от 9 женщины до 6 руб. Мы с наслаждением выпили по стакану здешнего пива и уже после того отправились на шлюзы, устроенные около.

Разлив Болвы здесь был особенно красив. Льдом недавно разбило било мост; пока построится прочный новый, был проведён для железной дороги временный. Сообщение, таким образом, не оста­навливалось ни на один день.

Глухой шум и точно какие-то пушечные удары, только далёкие, доносились к нам из сараев, стоявших около. Мы пошли туда. Кучи рабочих и баб возились в лесопильне, мельнице и глино- мочильне. В пильне мы нашли двенадцать человек; все они на задельной плате. С каждого кряжа в двенадцать вершков в диа­метре им выдаётся по 20 коп. В остальных заведениях работали и бабы. Машинист получал там по 70 коп. в день, рабочие - по 40 к., женщины - по 20 к. и девочки — по 15 коп.

Отсюда открываются дивные дали. В водополье, недвижное как зеркало, входят мысы, поросшие кустами и ещё сквозными пока рощицами. Далеко, далеко отступил лес; из-за смутной си­ней каймы его едва мерещится какая-то церковь... Крест её то блеснёт как звездочка, то потухнет опять.

Около нас, у самого шлюза, кипит суетливый труд. Десятки труб дымятся над спокойною гладью разлива и неугомонною, пе­нящеюся от злости, водою шлюза. Новые дома строятся тут; слы­шатся удары топоров, стук молотов и обрывки песен. Рабочие таскают брёвна, сгибаясь под их тяжестью. У нового моста, слов­но муравьи, суетятся они, облепив его отовсюду. Слышится чей-то окрик... А тут же, только немного в стороне, мирное небо, с которого веет благоговейною тишиной, опрокинулось в воду, смо­трится в неё... По самой середине воды остановилась, точно за­снула, маленькая лодочка, и какой-то седой старик замер в ней с удочкою в руках...

Когда я пошёл прочь от мастерских и пильни, когда шум их мало-помалу замер, — до меня из затонов и заводей донёсся го­мон всякой весёлой дичи, слетевшейся сюда на весенний пир, празднующий воскрешение природы. Низко-низко пронёсся кор­шун, раскинув свои широкие, серые, кажущиеся неподвижными крылья, - пронёсся и точно канул в какую-то болотину... Не про­шло и несколько мгновений, как он быстро всплыл в выси, креп­ко держа в острых когтях своих какую-то малую пташку.

- Ишь подлый! — замечает около меня сумрачный крестья­нин.

- Охотник тоже!

- Какой он охотник!.. Он точно вор... Что ему птаха сдела­ла?

- Тоже есть хочет. И человек человека, тоже бывает, клювом по затылку - цоп! - и готово...

Где-то послышался глухой выстрел. Из далёкой заводи тучей поднялась дичь и полетела мимо нас дальше. Вот другой выстрел гремит им в дорогу... А день становится всё жарче и жарче. Мимо фаянсовой фабрики мы прошли назад. Вот заведение для выделки черепицы из превосходной здешней глины; доставка её, благода­ря железной дороге, обходится по копейке за пуд. Пока дело в начале, здесь приготовляется 5000 штук черепицы в неделю, но несомненно, что оно разовьётся еще шире.

Я пошёл в самое село.

Чистые, красивые дома... Тихо струится небольшое озерко. У берега плещет шаловливая рыбка. Я сел около. Мелкий нарост ее поднялся тут же к ногам нашим и повис в воде... Смотрит на меня глупыми глазами. Солнце сквозь прозрачную влагу золотит их зелёные спинки. Потянуло ветром, и по спокойной глади толь­ко пыль пробежала... Вся она подёрнулась лёгкой зыбью...

- Чудесная погода будет сегодня! — слышится позади.

Оглядываюсь.

- Почему вы думаете?

- А на телеграфные проволоки посмотрите.

- Ну, так что ж?

- Ишь, рябочки на них насели. Это примета верная.

Автор - Вас. Ив. Немирович-Данченко